– Разводись. Чем пить и любовниц в запасной хате трахать – разводись. У тебя же эта квартира – как вымпел победы. Сейчас я волоку. Потом другая тащить будет. А Лилька так и будет задалбывать.

Она подставила ему еще одну чашку, ожидая, что он нальет и ей, и мрачно усмехнулась:

– Развод – не панацея, но тебе может помочь. Дочка взрослая, потом поймет.

– Я лучше придумал, - сказал он, отставляя бутылку в сторону. Стефании было плевать. Потянулась через стол. Забрала из его рук и сделала все сама. Горло вновь обожгло.

– Грохнуть ее решил? Помогать тебе закапывать труп я не буду, учти.

– Дура! – рявкнул Олег, отнимая у нее коньяк. – На вечеринку меня пригласили, сходим, развеемся. Тебе тоже явно не повредит.

– Сводил бы Лилианну, она бы успокоилась. Черт... Ты меня действительно любишь, Олег? В самом деле?

– О, завела бабскую песню, - хохотнул Панкратов. – Люблю! Сама подумай, терпел бы я твои выходки?

– Не любил бы – не терпел бы... а если бы ты застал меня с мужиком? Пришел, а я не одна? Прибил бы?

– Конечно бы прибил, козла такого!

– А меня?

– А ты это к чему? – прищурившись, спросил Олег. Несколько секунд она, широко раскрыв глаза, смотрела сквозь него, будто и не видя, как он напрягся. Затем допила коньяк и ответила:

– Брат с женой разошелся. Тебе это не интересно.

– Сказал тебе – вместе будем, - рыкнул Панкратов, посчитав ее слова очередным упреком, что он не разводится с Лилькой. Довольно резво подхватился со стула и подошел к Стеше. Запустил лапу в вырез ее халата, скользнув по гладкой коже, и хмыкнул: – Хватит ныть. Пошли… У меня часа два есть.

«Два часа!» - с горечью отозвалось в ней. С такой горечью, что ее едва не затошнило. У них с Андреем тоже время было... в гостинице между поездами. На базе между разъездами. Они переспали два гребаных раза, что не давало ей никаких прав слушать его объяснения. И ее это пришибло.

А с Олегом – в порядке вещей.

Она даже потянулась к нему. Обхватила его за шею, потерлась носом о его щеку, а потом отвернулась.

– Раз время есть, сходи в душ, пожалуйста, - сухо попросила Стефания.

– Давай вместе, - включил Панкратов соблазнителя.

– Сначала ты вымоешься и почистишь зубки, потом – вместе! 

Он даже рот открыл для возмущенного рыка, но вопль его телефона оказался громче. Нащупав трубку в кармане брюк, Панкратов бросил взгляд на экран, и лицо его перекосилось. По его односложным ответам ничего нельзя было понять, но разговор явно не доставлял Олегу удовольствия.

– Мне надо ехать, - сказал он, отключившись и снова возвращая телефон в карман. – И учти, про отъезд я серьезно.

– Когда? – попыталась придать лицу заинтересованности Стефания. Впрочем, чем можно заинтересовать человека после того, как его выпотрошили?

– Скоро.

Да, действительно. Ей все равно. Скоро – так скоро. Куда – плевать. Зачем – тем более.

– А вечеринка?

– Что вечеринка? – переспросил Панкратов, уже поднимаясь по лестнице в спальню.

– Когда? Какой дресс-код? Мне нужны вводные.

– Завтра! – крикнул он сверху. – И бабы Лизы там не будет.

– Афтер файв кэжуал, - пробормотала Стефания и села на стул, опершись локтями о столешницу и почти по-школярски сложив руки. Ждать, когда Олег свалит. Разглядывать стену. Сожалеть, что на его сраной вечеринке не будет Елизаветы ІІ, но будет банкир Панкратов. Лучше бы наоборот. Пытаться построить в голове модель будущего – хотя бы на ближайшие несколько часов.

На пороге, выбравшись проводить, она позволила себя поцеловать и даже охотно целовалась в ответ. Олег, изголодавшись по ней и так ничего и не получивший, будто бы сожрать ее пытался, и после Стефанию еще долго потряхивало, а все мысли монотонно отзеркаливали реальность, в которой она совсем не представляла, как не сорваться.

Можно было сколько угодно убеждать себя в том, что пройдет какая-то пара дней, и она снова придет в норму, войдет в колею, вернется к состоянию адекватности, но все это вранье, тем более чудовищное – что врет она самой себе.

Никакого движения не будет. Ни назад, ни вперед. Она зависла на маршруте «Желание-Кладбище-Елисейские поля»[1]. Отрекшись от Мечты, оставив ее, потеряв[2].

Любовь? Какая глупость – эта ваша любовь! Заставляющая снова верить, а после макающая мордой – в грязь и в боль. Тридцать пять лет тебе, девочка Стеша, а ты все рвешься с маршрута. У тебя профессия, женатый любовник, пентхаус и нежно лелеемая никтофобия. Ничего другого не вписывается. 

Андрей позвонил еще спустя полчаса. Мужик сказал – мужик сделал. Она долго смеялась, потому что, ей-богу, это было очень весело: Отелло из Малича не получился. Шею не свернул ни ей, ни Олежке. Сцену ревности не устроил. Просто терпеливо ждет, пока она освободится. Своей очереди ждет. Он себя определил следующим.