Повертев упаковку, папа хрюкнул, но все же выдал:

– Это на будущее или с учетом, что сама будешь играть?

– Я думаю, играть в это будет даже Роман. Он же как раз из поколения старой трилогии!

– Подлизываешься?

– Есть немного. Женьку за меня поцелуешь?

Андрей Никитич внимательно воззрился на младшую дочь и, помолчав, выдал:

– Приезжать домой совсем не входит в твои намерения?

– Пока нет. Потом, позже. Па, не обижайся, а! У меня правда причины есть.

– Ну… О причинах – Женьке рассказывай, если захочешь. Я не стану давить. Но… - Малич-старший сунул подмышку коробку с роботом и внимательно воззрился на дочь. – Ты уж… Дома – всегда лучше.

– Дома – лучше всего, - подтвердила Юлька. – Я потом обязательно. Может, даже осенью.

О том, что осенью Богдан Моджеевский улетит в Великобританию, Юлия Малич знала очень хорошо. И сама не понимала, радуется этой мысли или нет. В сущности, хоть в Солнечногорске он, хоть в Лондоне – для нее одинаково недосягаем, и об этом лучше не задумываться. Лучше думать о том, что за Таврию ей еще отдавать долг. Да и этого робота она купила в рассрочку, которую надо погасить в течение года. Но все эти проблемы Юлька будет решать самостоятельно. И обязательно решит!

– Опоздаешь, - наконец пробормотала она и подалась к отцу, чтобы крепко его обнять. А в итоге еще и хлюпнула носом.

– Не разводи сырость, - весело обнял ее в ответ отец, а через полчаса благополучно дрых на своей законной полке под перестук колес. Впрочем, перед этим он предусмотрительно успел включить на зарядку телефон.

И лишь одного не учел Андрей Никитич. На перроне родного Солнечногорска его поджидала шумная компания Моджеевских (без учета Жени, которая по-прежнему оставалась Малич). Роман одной рукой энергично сотрясал ладонь тестя, в то время как другой прижимал к себе ярко-розовый пакован под названием «дочка», Женя весело сообщала о том, что соскучилась, а юная Елизавета радостно ревела, перекрывая вокзальный галдеж.

В общем, позвонить Стеше ему снова не дали. Олигарх Моджеевский традиционно решил по-своему:

– Этих женщин оставляю на вас, Андрей Никитич, а мне срочно надо в столицу. Уже машина ждет. Вы оттуда, я – туда. Вернусь завтра.

– Деловой! – хохотнул Малич. – Сбагрил мне девок, значит, да?

– Ну не оставлять же хозяйство без глазу! – возмутился Роман.

Где ему было знать, что в это самое время без глазу болталось другое хозяйство, совершенно неподконтрольное Андрею Никитичу. И, может быть, даже ждало… Говорила же, что скучает!

– Это ты сейчас выражаешь недоверие? – вставила свои пять копеек Женя, обернувшись к Роману.

– Это я сейчас волнуюсь. Я первый раз уезжаю, а ты одна останешься?

– Можешь ехать спокойно, - заявил Андрей Никитич, - мы справимся.

На том и порешили. Розовый пакован был вручен деду, его сумка подоспевшему водителю, а Роман отправлен восвояси. В смысле – в столицу. Потом они долго разбирались с чего начать – с прогулки или поездки домой. И после долгих обсуждений решили все же отправиться на набережную. Слишком уж погода располагала. Набежавшие облака не давали солнцу палить природу в полную силу, а небольшой бриз позволял дышать воздухом, а не раскаленным жаром.

Женя болтала без умолку, хотя обычно это совсем не было ей свойственно. Но тут очевидно – соскучилась же. Проживя всю жизнь бок о бок с человеком, невозможно не скучать в его отсутствие, даже поселившись через дорогу. Это Андрей понимал очень хорошо, потому что и сам нет-нет, да и скучал. А уж его отпуск – вполне себе повод соскучиться еще сильнее.

Только он впервые за последние полтора десятка лет сознавал, что скучал не только по дочкам. Сейчас в нем рождалась и крепла уверенность, что в его мыслях и душе поселилась еще и странная экзотическая пичуга яркого фиалкового цвета. И выбираться ни из мыслей, ни из души, кажется, не собирается. Она же заставляла поторапливать время, лишь бы только скорее увидеть ее воочию, а не воскрешать в памяти те часы, которые они провели вместе. Ей-богу, их было слишком мало для его слишком большого возраста, чтобы насытиться ими впрок.

Он толкал вперед по плиткам набережной коляску, оставленную шофером в обмен на его вещи. Лизавета Романовна тихо дремала в ней, иногда подергивая махонькой лапкой – Андрей уже и позабыл, какими крохотными бывают новорожденные дети. Дочь рассказывала о своем житье-бытье с Романом, которое, видимо, ей нравилось, даже несмотря на ночные концерты ныне кроткой еще одной наследницы Моджеевского престола. А Малич все яснее сознавал, что у нее теперь и правда появилось что-то свое. Ее собственное. Семья.

Над морем же и над их головами носились чокнутые чайки, галдя и оживляя этот спокойный вечер. Потом они свернули на один из немногочисленных проспектов, чтобы дальше уже двигать в сторону дома. Солнце постепенно садилось, а здесь, среди домов и деревьев, и вовсе было так много тени, что сумерки казались все ближе. К «Золотому берегу» Маличи вышли, когда и правда смеркалось.

Андрей довез Женьку и Лизку на лифте до их третьего этажа, к тому же, надо было еще забрать сумку. А Женя ожидаемо попыталась затащить его к себе, с развеселой улыбкой заявив: