И она слышала меня. Не поворачивалась. Но отвечала.

— Нет, — молвила девушка грустно. — Я мертва. Ты убил меня.

Я замирал, понимая, что она права. Хотел оправдаться, просить у нее прощения. Но нужные слова не приходили. Нужных для этого слов вообще не существовало.

— Зачем ты убил меня? — продолжала допытываться юная китаянка в военной форме. — Я не хотела быть на той войне. Я могла бы сдаться в плен. Я так не хотела умирать.

Я не нашелся, что ей ответить. Язык парализовало. Но мое молчание возымело плохое действие. И голос девушки начинал медленно, но разительно меняться.

— Почему? О, Боже, почему?! ПОЧЕМУ?!!!

Тоненький и печальный девичий голосок превратился в леденящий кровь истошный вопль. Она вдруг поворачивалась ко мне — и я с ужасом увидел жуткого, злобного неупокоенного призрака, норовящего растерзать в клочья того, кто наложил на него проклятье. Ко мне возвращался голос, и я принимался орать, глядя, как кошмар несется прямо на меня, но не в силах даже закрыться от него руками.

Лишь приближаясь ко мне вплотную, морок исчезал.

— Я поверил тебе, — бесконечно печально и в то же время гневно шептал другой голос.

Оборачиваясь, я видел черный призрачный силуэт, плавающий в воздухе. Я узнавал этот голос. Это был тот самый евразийский офицер, командовавший баррикадой, которого я уговорил сдаться.

— Прости. Это был не я. Я правда не хотел, чтобы так вышло, — сгорая от чувства вины, стыда и бессилия, шептал я в ответ. — Я говорил тебе правду! Хотел предотвратить убийства! Я обращался бы с вами как с военнопленными, клянусь!

Но он меня не слышал.

— Единственный раз в жизни я поверил врагу. Думал, что ты тоже офицер. Что у тебя есть честь. Но ты предал меня. Предал и убил всех моих людей.

— Это был не я, а Блэк! Я пытался остановить его! Я…

— Ни на этом, ни на том свете тебе не простят этого подлого убийства. Слышишь меня, наемник?!! СЛЫШИШЬ МЕНЯ?!!!

Призрак офицера набрасывался на меня, и терзал, обжигал своей яростью.

Затем я снова оказывался на Грей-Айленде. Я был прикован к столбу перед строем из сотен молчаливых легионеров. Глядя на них, я замечал, что ни у кого из них нет лиц — лишь черные провалы в шлемах.

— Пришло время наказать предателя, — звучал над строем голос генерала Чхона.

Он обращался к Томсону и Тауни, с рогами, как у чертей, дышащими паром, с перекошенными от ярости лицами. По его команде они медленно и торжественно шагали ко мне, рассекая воздух ударами раскаленных добела розг. Издалека за ними наблюдали Окифора, Браун, Чхон, Гаррисон и почему-то Роберт Ленц.

— Роберт! Роберт, помоги мне! — кричал я.

Подмигивая мне, как ни в чем не бывало, Ленц хлебнул из бокала коньяк.

Тогда из-за толпы легионеров выходил, громко сотрясая ногами землю, Блэк. Он был невероятно огромен, по меньшей мере вдвое выше и шире любого из легионеров, полностью наг и невероятно страшен. Из его тела росли четыре огромных руки, словно у злобного индуистского божества. Пронзительный взгляд останавливался на мне.

— О, нет. Нет, нет, нет! — кричал я.

Мне становилось дико страшно. Но я не мог убежать. Не мог даже дернуться. Мог лишь с нарастающим ужасом смотреть, как это чудище подходит к столбу, вырывает розги из рук покорно отступивших Томсона и Тауни, заносит их для ударов. И тут мое тело пронзала адская боль.

Проходила целая вечность, прежде чем Чхон ленивым жестом показывал, что ударов достаточно. Ко мне, почти бездыханному, подходили Стил, Колд и Буллет, лицо которого было обезображено ожогом.

— Помогите мне, — молил я.

Но я замечал, что их лица вылиты из камня и не живы. Они начинали тащить мое тело куда-то. Глядя в ту сторону, я видел цинковый гроб с открытой крышкой — тот самый, в котором прилюдно похоронили Уотерса.

— О, нет, — шептал я. — Не надо.

Я понимал, что сейчас произойдет. Но я не был в силах сопротивляться големам. Они бесстрастно укладывали мое тело в мрачную цинковую коробку. Начинали закрывать крышку. Но тут их внезапно останавливала крепкая волосатая рука.

Над гробом нависал, пыхтя папиросой, латиноамериканец по имени Хесус. В потной белой майке красовались окровавленные дыры от пуль. Из-за его спины на меня безучастно поглядывал тощий индус — Каму Файзал, убитый во время полицейской операции, в которой я участвовал. Часть черепной коробки Каму отсутствовала, ведь ее снес снайпер из «Стражей», а по лицу густо растекалась кровь. Еще дальше я видел лица азиатов из Ускоглазого гетто, погибших во время беспорядков — девушки-азиатки, взорвавшей себя и мужчины, стрелявшего в меня из револьвера. Они были окровавлены и, совершенно очевидно, мертвы. Но никто из них не обращал на это внимания.