— Эх, жаль, я не могу помочь, — обессиленно лежа на земле, бормотал Мирослав.

Мужик за рулем вновь припомнил слова молитвы.

— Ну, давай! — ревел я, словно носорог, практически зарываясь напряженными ногами в вязкий грунт и стараясь изыскать в резервах своего организма еще хоть какие-то запасы сил.

Эта история могла бы окончиться плохо для всех нас. К счастью, небеса, похоже, таки услышали молитвы угрюмого Харона. А может я, подстегиваемый отчаянием, выжал из себя усилие, которое прежде никогда не давалось мне в тренажерном зале. Так или иначе, колеса вездехода наконец вырвались из грязи и он, натужно взревев, выбрался назад на проезжую часть.

Из моих легких еще секунду по инерции рвался воинственный рев, который пережил в ликующий победный крик. Глаза заливал пот, сердце радостно билось в груди, легкие натужно перекачивали через себя литры не слишком чистого воздуха… неважно. Мы сделали это! Мы будем жить!

— Поверить не могу! — ахнул сидящий на земле Мирослав, восторженно захлопав в ладоши и даже забыв, казалось, о своем ранении. — Братишка, да ты просто монстр какой-то! Этому Молотильщику еще повезло, что он уполз с ринга живым.

Я за секунду осушил половину протянутой Петром бутылки воды, а вторую половину вылил себе на голову. Я весь промок от пота и был забрызган летящий из-под колес грязью, но был, кажется, счастлив.

— Давайте-ка в машину, — велел я. — И веди в этот раз нормально, лады?!

***

Мы вернулись в Олтеницу около одиннадцати вечера, под мелким моросящим дождем. Я устал, и на обратном пути помалкивал, борясь со сном. Я чувствовал себя ответственным за возврат этой сумасбродной экспедиции, затеянной мною, домой, не рисковал закрыть глаз и доверить нашу судьбу Петру. Мирослав на заднем сиденье посапывал. Хорошо, ему-то как раз отдохнуть сейчас полезно. Когда из темноты вынырнули контуры первых хозяйственных построек, окружавших город, мышцы моего лица ощутимо разгладились от облегчения.

— Что это с вами? — с тревогой осматривая пулевые отверстия на автомобиле, осведомился начальник КПП на въезде в Олтеницу (тот самый, что выпускал нас). — Попали в переплет?

Петр угрюмо молчал, вопросительно посмотрев на меня, мол, сам объясняй.

— Думаю, это были «славяне», — объяснил я офицеру. — Напоролись на них около сгоревшего храма под Генераторным. Мы едва унесли ноги.

— Я же говорил вам! Наши куда соваться! Черт, да вам повезло, что вы все целы и невредимы!

— Не совсем невредимы. В Мирослава попали. Ему нужно в больницу.

— Дима, ты чего, не надо! — хриплым спросонья голосом запротестовал Миро. — Это царапина, ничего страшного. У нас там знахарка есть, она мне сделает припарки…

— Никаких знахарок! — отрезал я, и спросил у офицера. — Больница все там же, на прежнем месте?!

— Да, — кивнул начальник поста. — Но там без денег палец об палец не ударят.

— С этим разберемся.

— И вот с этой бандурой мы тебя не пропустим, — офицер кивнул на автомат Калашникова. — Ты же вроде без него выезжал, нет? В журнале не записан…

— Это трофейный.

— Хм. Все равно надо сдать в камеру хранения. Гражданским в черте города носить оружие запрещено. Можешь забрать его при выезде, заплатив пять евро за каждые сутки хранения, или можешь продать нам.

— Как угодно, забирайте! — я охотно избавился от автомата. — Петр, вези в больницу!

— Ты обещал три тысячи, когда вернемся, — угрюмо проворчал Харон. — И еще стекло разбито…

— Какое нахрен стекло?! — разозлился я. — В больницу вези, я сказал! Получишь свои три штуки, как приедем.

Водитель неохотно направился вверх по центральной улице. В зеркало заднего вида я видел, как бойцы на КПП переговариваются, глядя нам вслед, и, кажется, офицер передает что-то по радиосвязи.

— Дима! — Миро схватил меня за плечо. — Не глупи! Не надо мне в больницу! Давай лучше в табор, если не хочешь много всего объяснять людям из контрразведки…

Взглянув на брата, я смог убедиться, что он бледен и слаб. О том, чтобы доверить его какой-то чокнутой цыганке и оставить без нормальной врачебной помощи, не могло быть и речи.

— Ни о чем не беспокойся, — улыбнулся я.

Всего лишь за час я обеднел на семь тысяч евро. Три тысячи, как договаривались, я перевел на личный счет Петра, едва он остановил нас у приемного отделения олтеницевской больницы. Мужик больше ничего не бормотал насчет компенсации за разбитое стекло, но и «спасибо» никто из нас другому не сказал. Так и расстались. Еще четыре тысячи мне пришлось заплатить дежурному врачу за то, чтобы Мирославу качественно промыли и зашили рану, обеспечили его всеми необходимыми медикаментами и круглосуточным уходом в чистой палате.