— Простодушному человеку может показаться, что в Содружестве возродилась довоенное демократическое гуляйполе, где правят бал журналисты и общественные активисты, — пристально посмотрев мне в глаза, медленно произнес Роберт. — Я надеюсь, ты не настолько простодушен. Потому что лекарство от этого простодушия бывает очень болезненным.

При слове «лекарство» перед моими глазами вдруг пронесся целый ряд картинок: удары ног и дубинок в темной камере для допросов аэропорта Сент-Этьен; безразличные глаза врачей за защитными масками в карантинном центре Мельбурна; давящие на голову стены «зубрильной ямы» в интернате и обманчивое добродушие в глазах профессора Петье; черно-белые конвертопланы, с грохотом несущиеся по небу в сторону столбов дыма; обжигающий лед в глазах генерала Чхона.

— Роберт, это звучит, как угроза, — крепче сжав чашку, усмехнулся я.

— Это звучит как предостережение, каковым это и является, — не ослабляя напора своего взгляда, ответил мне Роберт, больше не улыбаясь. — Если ты будешь вести себя как идиот, Димитрис, я буду бессилен тебе помочь, как бы я не уважал твоего отца.

Не выдержав взгляд Ленца, ставший в этот момент совсем другим, я опустил глаза.

— Мне не нравится твое предложение, — проговорил я недовольно.

— Ты сделаешь то, что я тебе сказал, Димитрис, — с неожиданной твердостью изрек Роберт, сделав последний глоток своего кофе. — На этот раз я не даю тебе совет.

Мне оставалось лишь сжать чашку с чаем еще крепче, чтобы не выдать дрожь в пальцах. Казалось, прошла целая вечность, на протяжении которой я не смотрел в глаза полковника, прежде чем напряженная тишина наконец прервалась.

Ленц поднялся со своего места и ласково потрепал меня по плечу, так же дружелюбно, как вчера, когда он поздравлял меня с победой на олимпийских соревнованиях. Подняв на него взгляд, я с удивлением заметил, что наваждение развеялось, невидимые шипы исчезли, и Роберт вновь был таким же мягким и терпеливым, каким я привык его видеть все эти годы.

— Я не сказал, что согласен, — пробубнил я угрюмо.

— Трех недель будет достаточно, — проигнорировав мои слова, уточнил Роберт, к которому вернулась его обычная улыбчивость. — Вернешься в середине августа, как раз перед началом учебного года. К тому времени все уляжется, и журналисты о тебе забудут. Тебе ведь вчера вручили сертификат на поездку в Палм-Сити, на этот замечательный антарктический курорт? На двоих, верно? Вот и чудесно. Бери с собой Джен и отправляйся в вояж. Хороший отдых тебе не помешает.

— Она говорит, что не может пропустить свою практику в госпитале.

— Ерунда. Пусть не строит из себя деловую колбасу, — иронично закатил глаза Ленц. — Никогда не поверю, что студентка мединститута не вырвется летом на две недели на курорт. Как будущий врач, она должна знать, что не бывает эффективной работы без хорошего отдыха.

— А третья неделя? — спросил я, не заметив, когда успел отступить со своей позиции.

— Придумай что-нибудь. Это же твой отдых, — пожал плечами Роберт и вздохнул. — Ладно, Дима. Знаешь что? Мне пора на службу. Давай проведем в этом месте черту и оставим этот эпизод позади. Думаю, нам обоим будет так легче.

— Конечно, Роберт, — произнес я, пожав протянутую руку.

Я вовсе не был уверен, что выбросить этот эпизод из моей памяти будет так же просто, как пожать руку и сказать: «Конечно, Роберт». Человеческое доверие подобно прихотливому растению. Требуется долго поливать его, прежде чем оно даст первые всходы, но иногда достаточно кратких заморозков, чтобы оно погибло навсегда. Роберт Ленц был добрым дядечкой, когда хотел, но мог и не быть им, если кто-то становится на его пути — сегодня он красноречиво мне это показал.

— Что стряслось? — поинтересовалась Джен, возвращаясь домой после бега. — Чего хотел от тебя Роберт в такую рань?

— Мы с тобой едем отдыхать, — без тени улыбки сообщил я.

***

Антарктический воздух, как выяснилось, хорошо действовал на Дженет Мэтьюз.

То ли в памяти девушки ожили романтические вечера в лагере «Юнайтед» много лет назад, когда наши чувства были еще свежими и яркими, как едва раскрывшиеся бутоны. То ли дело было в том, что она избавилась от переутомления от занятий в своем мединституте. Какой бы не была причина, мы занимались с ней сексом почти каждый день, иногда по несколько раз.

Для этого мы испробовали практически все локации, которые можно было найти в нашем роскошном номере-люкс (тридцать шесть метров квадратных) пятизвездочного отеля «Антарктида»: огромная двуспальная кровать, письменный стол, кресло перед ним, душевая кабина, и, конечно же, ванна-джакузи. В половине всех случае инициатором любовных ласк выступала она, что случалось крайне редко за все годы нашего знакомства.

— Дженни, можно мы поселимся здесь навсегда? — шутливо спросил я, лежа рядом с ней на свежей белой простыни.