«Нет», — грустно признался я себе. Человеку, с которым я прожил четыре года в одной квартире, не так уж много известно о моем внутреннем мире. Весть об убийстве моих родителей не способна была заставить Джен выбиться из ритма своей целеустремленной, прагматичной, распланированной по часам жизни. В первые дни и даже недели после страшной новости она действительно проявляла ко мне особое внимание и сочувствие. Но когда миновали месяцы, а депрессия никак не проходила, сочувствие постепенно сменилось недоумением. Вот теперь наступила очередь раздражения.

А может, я сужу о ней неверно? Может быть, она искренне беспокоится за меня и хочет помочь, но я просто не пускаю ее себе в душу, боясь проявить слабость? В конце концов, если уж она не является близким мне человеком — то у меня нет близких людей вообще.

— Дженни, не хочешь остаться сегодня со мной? — неожиданно я.

— Что?

— Нет, серьезно, останься дома сегодня. Или давай сходим куда-то. Я не хочу снова торчать здесь в одиночестве.

— Димитрис, ты же знаешь, я на практике! Ровно через полчаса доктор ждет меня, — девушка с показным недовольством посмотрела на время. — У него сегодня две операции.

— Ты никак не можешь отпроситься на денек? Прошу тебя, — подойдя к ней, я нежно взял ее за руку и прижался к ней щекой.

— Эй, ты бы хоть душ принял, — запротестовала она, отстраняясь.

В глазах девушки в этот миг мелькнула некоторая растерянность. Выражение ее лица говорило, что я вел себя не так, как она привыкла за четыре года нашей с ней совместной жизни.

— Димитрис, ты что? — растерянно спросила она, мягко высвободив руку. — Ты же знаешь, я не могу. Прости, я должна идти. А ты мог бы пойти встретиться с кем-то из ребят — тогда не придется сидеть целый день в одиночестве, и ты придешь в норму.

— Может, ты и права, Дженни. Но со мной творится неладное. Мне постоянно снятся кошмары, я просыпаюсь ночью весь в холодном поту, — признался я тихо. — Я потому и начал спать на диване, что боялся потревожить или испугать тебя. Послушай, мне действительно надо остаться с тобой сегодня, поговорить… ведь у меня никого кроме тебя больше нет.

Мой искренний порыв оказался неожиданным для Джен. Несмотря на жизнь вместе и совместный быт, в последнее время между нами установилось нечто вроде дистанции, и в этот момент девушка, мысли которой были полны других проблем, не была готова к широкому шагу навстречу, чтобы сократить ее.

— Димитрис, тебе нужно обратиться к психологу. Я неправа, что раньше не настояла на этом. Иногда мы просто не можем справиться со своими проблемами сами. Это нормально, — произнесла она голосом, полным вежливой врачебной обеспокоенности.

— Мне не нужен психотерапевт с его шаблонными советами, Джен. Я нуждаюсь в близком человеке рядом, — устало вздохнув, произнес я. — Мы с тобой столько лет вместе, но так редко говорим по душам. Как тогда, в «Антарктиде» прошлым летом, помнишь?

— Конечно же, я помню, — смутилась она.

Я вдруг вспомнил первый год после моего выпуска из интерната, когда она была безумно в меня влюблена и всячески проявляла ко мне внимание, но весь год я был к ней прохладен и погружен в свои дела.

— Прости меня. Я многое вокруг себя не замечал. Я был никудышным парнем, Дженни. Но я исправлюсь, обещаю. Только не уходи сейчас, ОК? — я снова взяв ее за руку.

— Тебе не за что извиняться, Димитрис. Все хорошо, — Джен сжала мою ладонь и улыбнулась, но ее глаза косились в сторону двери. — Я очень дорожу тобой, и… мы действительно мало времени проводим вместе. Я рада, что ты это сказал. Но сейчас я правда должна бежать. Давай вечером сходим куда-то. Заметано?

— Хорошо, Дженни, — я не стал спорить или выказывать обиды, а лишь улыбнулся и поцеловал ее прохладную руку. — Буду ждать тебя.

Но в этот вечер мы так и не «сходили куда-то» — Дженни задержалась на практике допоздна, присутствуя, как это позже выяснилось, на какой-то незапланированной операции. Связи с ней не было. Я прождал ее допоздна и уснул на диване перед телеэкраном, бормочущим что-то невнятное, а в три часа ночи проснулся с криком от очередного кошмара.

Дженет мирно посапывала на кровати — она любила спать в наушниках, и потому не слышала этого крика, как и всех предыдущих минувшими ночами. В какой-то момент мне захотелось прилечь рядом и обнять ее, чего я не делал уже очень давно, но я так на это и не решился.

Я ушел раньше, чем она проснулась, чувствуя, что момент для нашего с ней откровения упущен и вряд ли повторится раньше следующего воскресенья. Так и случилось: наступил напряженный понедельник, за ним не менее напряженный вторник, и вот уже утро среды.

Я проснулся мрачным и злым. Мне предстояла тренировка, а затем работа, и это было лучше, чем ничего, потому что я чувствовал себя необыкновенно одиноким и потерянным и не желал иметь ни минуты на размышления о своей жизни. Мог ли кто-то представить себе, что за личиной перспективного, полного сил и энергии молодого парня скрывался отстраненный изгой?