— За мной ухаживали наша уважаемая докторша Габриэла Георге, и вот его мама, Катерина Войцеховская, — физрук кивнул в мою сторону и подмигнул мне. — Не отходили от меня ни на минуту, говорят. Но я этого не помню. Три дня я провел в таком состоянии… ну, врачи называют это «горячкой», «бредом». Но я скажу вам так, ребятишки — никакой это был не бред. Наоборот — только тогда до моего ума дошло, как все обстоит на самом деле. Ну, в смысле, до меня вдруг дошло, что за штука такая — жизнь, и что за существа такие — люди. Я… это… понял все очень хорошо: про себя, про жизнь свою… и про Господа нашего Бога. Кто, как ни он, свидетель — до тридцати лет я не знал Бога. Я не соблюдал ни одной из святых заповедей, богохульничал, обижал ближних своих, не чтил Святого писания, нога моя не переступала порога церкви с того дня, когда меня крестили. Но в дни моей болезни… нет, я не стану говорить, что он явился мне… я, в конце концов, недостоин. Но, знаете… верите… он говорил со мной.

— А вам это точно не приснилось? — непочтительно переспросил кто-то из старшеклассников.

В рядах школьников раздался ряд смешков. Но учитель не обиделся. Лишь усмехнулся с добродушной снисходительностью, мол, «Поймете еще, как подрастете».

— Это чувство — оно из души, понимаете? Бывает, что какая-то мысль приходит вам в голову необыкновенно ясно, четко и неожиданно — мысль, до которой ты сам никогда бы не додумался. Что это, если не Божье откровение?

— Это работает ваше подсознание, — подсказала какая-то заучка-десятиклассница. — Еще сорок лет назад британские ученые провели исследования и определили, что…

— Ученые — это, конечно, очень все хорошо, — отмахнулся от нее учитель. — Но знаете, это… совсем другое. Ну, как вам объяснить-то?..

— А наркотиков вам не кололи?! — едва сдерживая смех, вдруг очень серьезно и невинно спросил Джером. — Нет, вы не подумайте ничего, но я вот слышал, что тяжелобольным колют очень сильную наркоту и от нее, бывает, такие галюны начинаются, что мама не горюй…

Эта реплика вызвала дружный смех. Мои губы тоже предательски задрожали, но я сдержался, заметив, что из-за многочисленных шуток физрук начинает немного сердиться.

— Знаешь, что, Лайонелл — не подходящее ты выбрал место и время для своих шуточек. Всему есть место и время. Мы же сейчас в Храме Божьем. Вы бы уважительно относились… ну, это… к таким вещам…

— Григорий Семенович, а можно вопрос?! — выскочил из задних рядов еще кто-то из старшеклассников, перебив. — А как выглядит Бог? Вы ведь видели его!

— Разве я такое говорил, Корниенко?

— А голос у него был какой? — продолжали допытываться подростки.

От этих вопросов физрук пришел в еще большее замешательство и начал раздражаться. Похоже было, что он долго готовился к этому походу и тщательно отрепетировал свою речь, но диалог пошел не так, как он рассчитывал. Заметив это, Алла Викторовна пришла коллеге на выручку и решительно вмешалась в разговор:

— Все вопросы будут потом! Кому будет интересно — тому Григорий Семенович все подробности расскажет. А вы вначале не перебивайте и послушайте те вещи, которые должен знать о своей малой родине каждый мало-мальски грамотный человек!

Произнеся это, географичка жестом включила на своем коммуникаторе проектор, который воспроизвел в воздухе голографический экран. На экране появился ряд будоражащих воображение фотоиллюстраций, который не оставил равнодушным никого из школьников: присыпанный снегом и окутанный дымом костров палаточный городок с поднятым желтым флагом и знаком «Биологическое заражение»; трое врачей в герметичных защитных костюмах оранжевого цвета стоят на фоне палатки — из-за стекол шлемов смотрят изможденные от бессонницы покрасневшие глаза; бледное исхудавшее лицо больного; двое мужчин забрасывают тела в целлофановом мешке в огонь…

Учительница медленно пролистывала фотографии на протяжении своего рассказа.

— Эпидемия мексиканского гриппа у нас продлилась с сентября 2056-го по март 2060-го, а последний случай заражения был аж в январе 2061-го. Никто не вел статистики по количеству заболевших и умерших. Известно, что на кладбище, разбитом за этой церковью — одна тысяча триста семнадцать крестов. Но это число даже приблизительно не отвечает числу похороненных людей, так как многие могилы — братские. В санитарных целях тела людей кремировали, а в могилах хоронили лишь их прах. Ваш учитель истории Александр Кириллович как-то исследовал некоторые старые записи и в своей монографии упомянул, что упокоение здесь нашли не меньше двух с половиной тысяч людей. Причиной смерти большей части из них стала именно мексиканка.

На экране застыло душераздирающее фото: маленькая девочка стоит около койки с накрытым простыней телом и держит выглядывающую из-под простыни исхудавшую руку. Я почувствовал, как стоящая рядом Мей хватает меня за руку и крепко сжимает. Оглянулся на подругу — у той на глазах застыли слезы.

— Я знаю, что многие из вас остались без родных именно по этой причине. Что до меня — то эпидемия отняла у меня нескольких очень близких друзей. Именно поэтому это место окружено таким почтением среди жителей Генераторного… кроме нескольких особо остроумных, которые не знают, когда язык надо попридержать за зубами! Так вот, когда эпидемия пошла на спад, было решено возвести здесь храм в честь памяти ее жертв. На строительстве несколько месяцев работали около ста человек, практически без техники — лопатами рыли яму под фундамент, руками клали фундамент из камня, вручную тесали и складывали бревна… Григорий Семенович, кстати, трудился тут целыми днями, не покладая рук. И отец Прохор не одними молитвами помогал — работал на стройке наравне со всеми, не побоялся запачкать рясу. Вот, посмотрите!

На экране высветилось новое фото — молодой и худощавый отец Прохор улыбается (надо же, это, оказывается, возможно!), устало опираясь на лопату. Рядом стоит высокий лысый мужчина, по-свойски забросив руку на плечо священника. Физрука мы узнали лишь по его фирменной улыбке-оскалу: он был тогда худее килограммов на тридцать.

— Правду я говорю? — едва заметно улыбнувшись, географичка повернулась к мужчинам.

— Ну, может, немного и поработали, — пожал плечами смутившийся физрук, переглянувшись с Прохором. — Это было святое дело — соорудить тут храм, так что сил на это никто не жалел.