Фармер Филип Хосе
Шрифт:
И так будет продолжаться до тех пор, пока он будет поддаваться на ее провокации. Но теперь он дал себе клятву, что она больше его не проведет.
Хэл пересек жилую комнату (пять на три метра) и прошел на кухню. Эти две комнаты плюс неупоминаемая -- вот и вся их квартира. В маленькой (три на два с половиной метра) кухоньке он выдвинул из стены кладовую, набрал на ее панели нужный код и вернулся в жилую, она же спальня, она же гостиная. Там он сорвал с себя пиджак, скомкал его и зашвырнул за кресло. Он знал, что это еще один повод для скандала, но чувствовал себя настолько усталым, что у него просто не было сил дотянуться до потолка и спустить оттуда вешалку.
Из кухни раздался протяжный свисток -- ужин был готов.
Хэл решил поесть, а потом заняться просмотром корреспонденции, и пошел в неупоминаемую, чтобы вымыть руки. Губы машинально зашевелились в молитве омовения: "Да смоется с меня вся многоложность так же легко, как вода смывает грязь, если будет на то воля Сигмена!"
Сам Предтеча грозно взирал на Хэла с портрета, повешенного над раковиной: худое аскетическое лицо, обрамленное рыжей патриаршьей гривой, густые соломенные брови, почти сливающиеся на переносице, крупный крючковатый нос, бледно-голубые глаза и тонкие, как лезвие ножа, губы, почти скрывающиеся в огненно-рыжей бороде.
Хэл протянул руку и нажал на кнопку в рамке: Сигмен еще с секунду грозно повзирал, а затем побледнел, выцвел и растаял -- вместо портрета теперь было зеркало.
Хэлу было дозволено смотреться в него ровно столько времени, сколько необходимо для того, чтобы убедиться, что лицо вымыто чисто, и успеть причесаться. Конечно, ничто не могло помешать ему торчать у зеркала дольше, чем предписано законом, ног Хэл никогда не позволял себе подобной распущенности. Какими бы там ни были его грехи, самолюбование в них не входило. По крайней мере, ему так казалось.
Однако на сей раз он все же замешкался и пристально стал вглядываться в себя. Он увидел тридцатилетнего мужчину, широкоплечего, довольно высокого роста, с рыжими (как у Предтечи!) волосами, только более темного оттенка,-- их скорее можно было бы назвать бронзовыми. Лицо как лицо: высокий лоб, под бровями цвета корицы -- большие темно-серые глаза. Нос прямой с тонкими ноздрями, губы в меру полные, вот только верхняя чуть великовата, да, пожалуй, подбородок тяжеловат.
Хэл снова нажал на кнопку. Зеркало потускнело, заиграло световыми бликами, и из его глубин выплыл портрет Сигмена, на одно мгновение наложившись на отражение Хэла, а затем его собственные черты растаяли, вытесненные ликом Предтечи.
Хэл вернулся на кухню и, прежде чем сесть за стол, проверил, заперта ли дверь (замки имели только двери кухни и неупоминаемой), так как не хотел, чтобы Мэри испортила ему аппетит. Он открыл дверцу разогревателя, достал оттуда теплый судок, выдвинул из станы стол и отправил разогреватель под потолок. Потом он открыл судок и приступил к еде. Поев, он выкинул использованную посуду в мусоропровод и снова зашел в неупоминаемую, чтобы помыть руки.
Вот тут-то сквозь шум воды он и услышал голос Мэри: "Хэл? Ты где?"
2
Сам не зная почему, Хэл секунду помедлил с ответом, но потом все же отозвался:
– -Я здесь, Мэри.
– -Ну, конечно! Так я и знала, что ты там! Где еще ты можешь быть, когда наконец заявляешься домой!
Он понуро побрел в гостиную:
– -Ты не могла бы умерить свой сарказм хотя бы в честь того, что меня долго не было?
Мэри была достаточно высокой -- всего на полголовы ниже Хэла. Ее светлые волосы были гладко зачесаны, открывая высокий лоб, и собраны и тяжелый узел на затылке. Глаза у нее были светло-голубые. Черты лица были мелкими, но довольно пропорциональными, единственное, что ее немного портило -слишком тонкие губы. Детали фигуры были скрыты от посторонних взглядов под мешковатой блузой с высоким воротом и свободной юбкой, достигающей лодыжек. Хэл и сам имел о ее фигуре самое общее представление.
– -Вовсе это не сарказм,-- ответила Мэри,-- а констатация факта. Где же ты еще мог быть? Признайся сам, что когда я прихожу домой, я всегда застаю тебя там,-- она указала на двери неупоминаемой.-- Да-да-да, когда ты не работаешь дома, ты всегда норовишь там спрятаться от меня.
– -Какая трогательная встреча хозяина дома после его долгого отсутствия!
– -А ты даже не поцеловал меня!– - парировала она.
– -Ах, да. Это же мой долг. Как я мог забыть!
– -Это не должно быть долгом,-- насупилась Мэри.-- Это должно приносить нам радость и удовольствие.
– -Трудно получать удовольствие, целую губы, которые тебя ругают.
К его удивлению, Мэри вместо того, чтобы взорваться, вдруг разрыдалась. Хэл почувствовал укол совести и постарался хоть как-то загладить вину:
– -Извини, конечно, но ведь и ты встретила меня отнюдь не нежными объятиями. Он привлек Мэри к себе и попытался поцеловать, но она демонстративно отвернулась. После короткой борьбы ему удалось-таки чмокнуть ее в уголок плотно сжатого рта.
– -Не надо мне ни твоих извинений, ни поцелуев из чувства долга,-- сказала она, вырвавшись из его рук.-- Мне нужно, чтобы ты это делал потому, что любишь меня.