Добравшись до стеклянных дверей, бесшумно пробрались через них к чуть менее задымленной лестничной площадке, снизу доносились родные выкрики и приказы. Отстранившись от перил лестницы, Нарнис с Илоной увидели лифтовую площадку с дверцами справа.

– Так-так, давай посмотрим, — с тревогой проговорил парень и, облокотив женщину к стенке, по которой та скоропостижно сползла, кинулся открывать лифтовые створки. С большим трудом обе металлические конструкции поддались, обнажив за собой утробу глубокой шахты. За спиной раздался хлопок, отчего стеклянные двери моментально превратились в две аккуратные горки из тысячи маленьких осколков. Нарнис тревожно огляделся.

– Обычно в таких зданиях лифтовые пролеты связаны с подвалом, должно повезти! Спустимся по лестнице, вон справа, тут метров двадцать не больше, давай. Соберись, мать твою, иначе этот сраный исполин станет нашим склепом!

– А как же Али, мы не можем его бросить?! — взмолилась женщина.

– Все кончено, он сделал свой выбор, — голос Нарниса надломился, — идем, скорее.

– Нее, нахрен, я так не могу, дай мне свой ствол, я вернусь за ним!

Нарнис подбежал к подруге и вмазал тыльной стороной руки ей хлесткую пощечину, дабы привести подругу в чувство. Схватив за грудки, встряхнул и подвел к шахте:

– Приди наконец в себя, Лони! Там минимум трое с автоматикой, если мы пойдем его спасать, в нас будет больше пуль, чем в арбузе косточек! Он дает нам шанс, давай, вон перекладины, хватайся.

У беловолосой все плыло перед глазами, череп словно состоял из свинца, металл растекался по голове вниз к груди, как вода, заполнял все пустоты внутри. Каждый вдох давался с огромным трудом. Собрав всю волю в кулак, она прыгнула и ухватившись за перекладину лестницы, поползла вниз по шахте. Парень на секунду замешкался, посмотрел в сторону выхода, откуда валил серый удушливый дым. Произнес себе под нос голосом, наполненным стыдом и болью: «Покойся с миром, брат!», смахнув слезу, бросился следом за женщиной.

***

Тянущее ощущение и тепло разлилось по телу, пытался пошевелить пальцами ног, но ничего не получалось, нижняя часть торса больше не принадлежала Алеану. В семилетку он был элитным бойцом, а значит и экипировка полагалась соответствующая. Знаменитый бронежилет «Раеоонская шестерка», как называли его в армии, держал выстрелы даже снайперских винтовок. Теперь же Алеан- простой мститель-доходяга на чужой войне в чужой стране и в вонючей противопистолетной жилетке. Да и мститель ли вообще? Сюда приехал только по одной причине — деньги, дейнеры, а все остальное просто фикция, оправдание для самого себя, однако, за всем этим скрывалось кое-что ещё.

После Великой войны жажда убийства росла с каждым днем, тело ломало, словно от героина, ночью мучили кошмары, а днем галлюцинации. Всё нутро хотело вернуться обратно, в привычную адреналиновую среду. Свою тягу демобилизованный ветеран всячески скрывал от семьи, боролся с ней бутылкой, но с каждыми сутками она требовала от него все больше спирта, чтобы себя усыпить. Когда Зарочка поставила ультиматум, он все-равно не смог признаться ей в первом пороке, из которого проистекал второй. Огромными моральными усилиями с выпивкой было покончено, что сильнее обострило тягу. Немного расслабляла охота, но иногда ночью, когда терпеть становилось невмоготу, он выходил на улицу, отлавливал бездомную собаку или кошку принося тем самым подношение своей нездоровой мании, после этого наступало облегчение, ненадолго. Эта трагедия с Озаном стала отличной возможностью удовлетворять кошмарную потребность, выставив её как долг чести и заработать денег на дальнейшую жизнь. Здесь он обрел уродливую свободу, словно раненная птица, вернувшаяся обратно в небеса. Был бы он здоров и жил в относительном достатке, то на пушечный выстрел не подошел бы к этой дыре, даже ради боевого товарища.

Возможно, эти три пули в бедре и животе, одна из которых сейчас перебила ему позвоночный столб, есть наказание за ложь, обман и лицемерие, которыми он обильно шпиговал товарищей. Обрекая себя, он обрек двух дорогих ему людей на возвращение в кошмар, очень подло, потому что он знал, что те ему не откажут. Ему было страшно, страшно как никогда, он всхлипывал, а слезы градом катились по бледнеющим щекам, не из-за приближения смерти, а из-за ухода на тот свет таким — лживым и самолюбивым ублюдком, думающем только о себе. Видите ли, одному ему не сподручно ехать сюда.

Но лидером по самым тупым поступкам в жизни являлось конечно же решение бросить жену одну дома с ребенком. Как в казино, он поставил на кон все и проиграл, полностью и всецело, теперь коллекторы, в лице смерти стучатся в его дверь. Родные думают, что их любимый Али в Бэинхолде на заработках, незапланированный выезд, ЧП на стройплощадке… мерзкая ложь.

Как же теперь Зарочка одна будет тянуть хозяйство, о Создатель, что я натворил.

Скорее всего, можно было бы побороть этот недуг вместе, с помощью мозгоправа, но стыд не дал правде выйти на свет, рассказать любимой все как есть, да и без денег они бы прожили, до этого же жили, верно… Теперь он тут, в луже собственной мочи, умирает в Создателем забытой дыре. Алеан истинно желал, чтобы его дети ненавидели своего отца всем сердцем, чтобы не стали такими, какой он сейчас.

В дыму появился солдат, рыжеволосый наставив на него оружие, открыл огонь, тот спрятался за перегородку и что-то проорал. Кругом звучала родная речь. Раненный стрелял до тех пор, пока затвор пистолета не отъехал назад, ознаменовав конец боеприпасов. Среди стрекота огня, гомона и шума боя он отчетливо услышал звук выдергиваемой чеки за спиной. «Кейн, не лезь туда!» — прогремел грубый, словно наждак голос. Слова на раеоонском наречии не оставляли сомнений, в том, что будет происходить дальше.