– О, Какие люди! Командир второго взвода первой тяжелой роты прорыва 1 батальона 29 особого стрелкового полка, венорлинт Илона Авонави! Ничего не забыл, Лони? Солидно! Для вас, паршивых баб, убегать к тем, у кого член больше, это обычное дело, да, дорогуша? — сержант наигранно посмотрел на корчащуюся в крови девочку рядом у ботинка, смачно в неё сплюнул.

– У тебя совсем крыша поехала, Фенси! Что ты несешь, что ты делаешь- это же мирные жители, а она вообще ребенок, они же не при чем, гребанный ты урод!

– Молчать! — негодующе проорал Фенси, — Не тебе, соплячка указывать мне и нотации читать. Стоишь тут важная такая, ты была никем и ничем, трусливой овцой, это я тебя сделал, благодаря мне ты вообще сейчас дышишь, и чем ты мне отплатила? Как только подвернулся случай, сбежала к мальчикам посолиднее, смотрите, у меня новая форма, я такая смелая курочка, а внутри ты так и осталось ссыкливой сукой, умеющей только в штаны ссаться! Все вы дырки одинаковые, главное пристроиться там, где член длинней и карман шире, — солдат посмотрел на девочку, беззвучно рыдающую и постанывающую на земле в луже крови. Один из бойцов, Лован, который недавно избивал пожилого мужчину, теперь поставил на хрупкое тело чистийки ботинок, чтобы та далеко не уползла. Фенси продолжил, — Вали отсюда, Лони, не мозоль мне глаза! Пока ты сегодня дрыхла, Ренана разорвало на минах, а Бэги прострелили шею… Да, наш Беги захлебнулся в собственной крови прямо у меня на руках. И я считаю, что в этом городе имею право отодрать каждую шалаву, рожающую этих ублюдков, которые минируют тут все и стреляют куда не надо!

– Она же просто ребенок… — прошептала Илона, голосом полным разочарования.

– Пока ребенок, но вскоре этот похотливый ребенок начнет плодить эту чистийскую мразь, которая в свою очередь будет убивать моих сородичей. Тебе этого не понять! У тя только одно на уме! Не далеко ушла от них, потрахаться с большими дядями, свалить куда потеплее. Да, неперспективные товарищи быстро забываются.

– Фенси, ты наглухо поехал, — твердо заявила девушка, в ужасе уставившись в глаза бывшего командира, полные презрения и дикой ненависти.

В следующее мгновение, сержант подошел к пожилому мужчине, тот уже представлял собой больше окровавленный кусок мяса, чем человека, и демонстративно протащив несчастного несколько метров одной рукой, бросил к девочке. Достав зажигалку, разведчик улыбнулся Илоне пренебрежительной улыбкой, зажег тусклый огонек и, прикурив от него, скинул на своих жертв.

Пламя за секунду охватило два тела. С нечеловеческими воплями они пытались потушиться, катаясь по земле, но бензин делал это действо бессмысленным. Илона, словно во сне, видела, как белая кожа на руках девочки стала чернеть, заполняясь пузырями, из неё засочилась кровь, моментально вскипая и открывая жареное мясо. Душераздирающие вопли становились все тише и тише. В нос ударил отвратительный запах, ещё несколько раз она пыталась, объятая огнем, подняться на ноги, но попытка не увенчалась успехом.

Солдаты, бывшие братья по оружию, с кем она не один раз ходила в рейды, и кто многократно спасал ей жизнь, смеялись пьяным хохотом, смеялись над тем, как живые существа агонизировали, испытывая при этом ни с чем несравнимую муку. А Илона испытывала первобытный ужас, наблюдая картину, в которой она косвенно приняла участие, никак не помешав товарищам совершить это преступление над жизнью и моралью. Все тело онемело, и вновь, почувствовала тепло, заструившееся по ноге, как и тогда, штанина неприятно прилипла к ляжке, а ботинки, словно вросли в заснеженный асфальт. На глазах, смертью, которую врагу не пожелаешь, погибли два ни в чем не повинных человека, ребенок и старик, от рук «своих».

– Создатель, ничего не изменилось. Ты опять обоссалась! — Раздосадовано проговорил Фенси и покачав головой, выпустил длинную струйку дыма.

Она уже не контролировала свои дрожащие от стыда руки, онемевшие пальцы, зажавшие курок на автоматической винтовке, не осознавала того, как пули терзали тела пятерых одурманенных алкоголем солдат, как звук собственного крика застлал звуки выстрелов. В себя пришла с наступлением тишины вокруг, нарушаемой осечками оружия от удерживаемого пальцем спускового крючка.

Все пятеро лежали на заснеженной земле, двое корчились в окровавленном снегу. Перезарядив автомат, добила очередью одного из них. Бросив оружие на землю, покачиваясь, направилась ко второму, учинившему всю эту расправу — сержанту разведчиков. Упав перед ним на колени, в затуманенных алкогольной пеленой глазах солдата, она нашла не раскаяние, даже на пороге смерти они излучали всеобъемлющую злобу и ненависть.

Как странно, та же форма, что и у неё, та же белая кожа, знакомое лицо…но перед ней был уже не «свой», перед ней лежал враг…Илона сняла с его пояса резак, тот самый, который он вручил ей в ту ночь. Как и в ту ночь, нож излучал хромированный блеск. С остервенением она загнала его Фенси в лицо, словно в мякоть арбуза. Вскрикивая, продолжала наносить удар за ударом и закончила лишь тогда, когда Озан оттащил её в сторону.

Сержант каталась по земле и взвизгивала, сдирая ногти об крупногалечный битум, загребая снег, её корчило и ломало. Озан, прижав девушку к земле начал бить пощечины, дабы привести в чувства. Спустя пять ударов та пришла в себя и именно с этого момента разделение на «свои» и «чужие» приобрело новые границы, новые горизонты и новый смысл.

Озан крепко обнимал всю измазанную в крови спутницу, приговаривая: «Я тут, Лони, крошка, все хорошо, я тут…», а она рыдала, так отчаянно и так безнадежно, что у мужчины разрывалось сердце.