Скабиор перекатился на спину, перестав наконец-то нависать над ней, и вытянулся, вперив взгляд в потолок.

— Короче, я тут подумал… Меня обратил Грейбек, — с нажимом сказал егерь, внезапно ставший серьезным. Гермиона нахмурилась, внимательно рассматривая его лицо и стараясь понять логику. — Ему уже все равно. Так даже будет более понятна моя лояльность. А Пий МакМанус не будет запятнан посмертно. Не хочу, чтобы это всплыло, понимаешь? — в его голосе Крейга мелькнула мольба. Теперь Гермиона поняла. Он хотел сохранить добрую память о дяде. И был готов ради этого отправиться в Азкабан?! Честно, она уже надумала многое, начиная от темных делишек Стаи и заканчивая черным рынком “Мандрагоры”, да даже поняла мотивацию сохранить подпольную сеть. Но вот такое простое. Такое человеческое… Что, не ожидала подобного от оборотня? Герми тряхнула волосами и склонила голову так, чтобы упавшие на лицо локоны скрыли горькую усмешку.

— Думаю, твой дядя был бы не согласен с тем, что ты должен умереть за его доброе имя, — попыталась все же зайти с другой стороны Грейнджер, хоть и прекрасно знала, насколько Скабиор упрям. Она легла на его грудь, стараясь не потерять ни одной отпущенной секунды близости.

— Вообще-то, умереть я хочу главным образом за твое доброе имя, если уж на то пошло, — егерь скосил на нее светлые глаза, — потом дядя, потом сетка. Если все вскроется, тебя вышвырнут из Министерства, разве нет?

Гермиона сглотнула образовавшийся в горле комок и медленно кивнула. Кончено, она уже сотню другую раз это все сама передумала, переверетела, перетасовала все факты, стараясь найти оптимальное решение. Если ставить во главу угла ее жизнь, то выходило все именно так, как Крейг говорил. Но… у нее самой в приоритете была не карьера, а он. Живой. Невредимый. Рядом.

— Я могу применить Обливиэйт, — с мольбой начала она, тревожно глядя в его глаза в тщетной попытке отыскать в них снисхождение. Но его не было.

— Нет, — отрезал Скабиор, раздраженно уронив голову на подушку. Для себя он все уже решил. Попался, как последний идиот. — Если не прокатит, что я буду вспоминать, когда захочу подрочить в Азкабане?

Против воли Гермиона испустила глупый смешок, прозвучавший в гулком пространстве душевой, как всхлип отчаянья. Она уронила голову, уткнувшись носом куда-то в область шеи егеря. И всхлипнула еще раз, почувствовав, как горячие руки смыкаются на спине, прижимая ее крепче. Его кожа по-прежнему пахла лесом, зеленым мхом и горьким вишневым табаком. Трубку она притащила еще в первые дни заключения, а маггловскую зажигалку Скабиор попросил у нее сам, сказав, что он достаточно опытный пользователь.

Крейг снова стал гладить ее по волосам. Выучил приемчик, теперь наверняка, каждый их спор будет заканчиваться массажем головы, раздраженно подумала ведьма. И опомнившись, сильно зажмурилась, чтобы не заплакать. Как много споров у них осталось?

— Когда я был мелким, меня так укладывала спать наша эльфийка, Минки, — голос МакНейра звучал мечтательно, пожалуй, впервые за все знакомство, она слышала такую интонацию. Мягкую и обволакивающую. Как будто он баюкал ее, только при помощи одного голоса, уверяя в том, что все будет хорошо. Даже если это совсем не так. Пальцы егеря нежно касались локонов, перебирая их, накручивая и разглаживая. Гермиона еще сильнее напрягла глаза и даже губу закусила, чтобы не разрыдаться окончательно. — А меня мало что могло угомонить. Думаю, Минки единственная, кто по мне скучает из семьи, — Гермиона вздрогнула. Ответа на письмо она так и не получила и томилась в ожидании, слепо надеясь, что Гленна МакМанус сжалиться. Но эльфийка?

Волшебница распахнула глаза, жадно слушая, что говорит Крейг. Он никогда вообще не делился подробностями той своей жизни. Про Стаю рассказывал охотно, а семью, казалось, хотел совсем забыть. И вот перед самым судом решил-таки с ней поделиться чем-то сокровенным. — Она меня, считай, вырастила. Бывало, могла часами, без волшебства, вычесывать чертополохи из моих волос, — Скабиор весело фыркнул, — а я вертелся и орал: “Никто не тронет меня безнаказанно”.

Герми шмыгнула носом, представляя себе картину. Вредный мальчишка выкрикивает шотландский королевский девиз и сопротивляется, в то время как домашняя эльфийка, потакая капризам маленького хозяина, старательно и любовно руками выуживает колючки из спутанных лохм. Минки единственная, кто по мне скучает из семьи.

Домашняя эльфийка! Гермиона аж подскочила от внезапно озарившей мозг идеи. Скабиор удивленно уставился на явно повеселевшую девушку, темные глаза которой вспыхнули внутренним огнем. Грейнджер легко улыбнулась, смерила егеря хитрым взором и легла обратно к нему на грудь, надеясь, что не успела спалиться. Черт побери, это гениально! И как кстати! Усилием воли Гермиона призвала себя лежать дальше на егере, пока у них еще осталось время, но идея уже бурлила внутри готовым взорваться котлом. Она вновь спрятала лицо у него на шее, вдыхая, вдыхая, вдыхая его запах.

Скабиор если что и заподозрил, то виду не подал, просто продолжил гладить ее по волосам, остро желая навсегда остановить это мгновение.

— А мать не ревновала к ней? — осторожно спросила волшебница, чтобы хоть немного развить тему, но не спрашивать напрямую о Минки. Хотелось хоть немного понять специфику ебанутости отношений внутри этой чудесной семейки перед тем, как наведаться к ним.

— Гленна занятая женщина, — усмехнулся Крейг, — у нее всегда было много дел. Начиная от винокурен и заканчивая сохранением благопристойности облика чистокровной семьи. Какой чертополох, ты что. Мне кажется, ей вполне хватило воспитания старшего ребенка. Я рос, ну, как сорняк, — засмеялся не весело егерь, — Минки занималась со мной с самого детства. И даже кинулась защищать, когда матушка подняла палочку…

Скабиор замолчал. Впервые в жизни так подробно он рассказывал свою жизнь до Стаи и чувствовал непонятное облегчение. Словно вскрывал старый, глубокий нарыв, истекающий гноем, а Гермиона слушала и будто заживляла эту рану внимательным присутствием. Он вздохнул, прикидывая, стоит ли продолжать.

— А отец? — Гермиона старалась не давить, но и разузнать побольше, пользуясь внезапным потоком искренности МакНейра. Он-то думал, что ему больше нечего терять и решил поделиться с ней. Дурачок.