Она вскинула подбородок, стараясь скрыть возмущение. Ей осталось только проиграть этот спор с достоинством.

— Что ж, полагаю, ты выиграл. Насколько я помню, мы условились так: в случае твоего выигрыша я дам тебе то, что посчитаю нужным? — выпалила она, беспокойно глядя на мужчину. Тот стоял в паре шагов и просто оглядывал ее желтым звериным взором. Абсолютно безжалостным.

— Совершенно верно, Гермиона.

— Хорошо. Тогда и время я выберу сама, — ее голос не дрогнул, хотя сердце почему-то бросилось в пляс, волнение поднималось в душе.

— Как ты видишь, я не настаиваю исполнять обязательство прямо сейчас, — Егерь медленно усмехнулся. От этого его жеста она опять почувствовала покалывание во всем теле. Чертово зелье!

— Странно только, — начала она, подозрительно на него глядя, — что ты так бережно хранил их все эти годы.

— Ничего удивительного, они сослужили мне…хорошую службу, — от его оскала и того, что за ним пряталось, Гермионе стало неуютно. Невозможно, просто невозможно, что одна улыбка может так действовать на нее, да еще и при условии правильно сваренного Антилюбовного зелья. Ведь не могла же она ошибиться?! Консистенция и внешний вид идеально соответствовали описанию, да и всего полчаса назад она могла спокойно выдерживать его присутствие.

Скабиор заклинанием уложил листы стопкой, и они поплыли в руки девушки. Гермиона пролистала свои портреты с подписью «Внимание, грязнокровка. Очень опасна». Взяли самые ее неудачные колдографии, где юная девчонка выглядела чуть ли не мадам Лестрейндж, сидящей в камере Азкабана. Она могла поклясться, что ее глаза никогда не были такими — сумасшедшими, жестокими и ледяными.

Прикасаться к листовкам было неприятно, сразу нахлынули воспоминания ее нелегальной жизни, вечных побегов и мрачного ожидания предстоящей битвы.

Когда весь привычный мир рухнул в одночасье.

Когда все еще были живы.

Когда они с ребятами беспечно отплясывали на свадьбе Билла и Флер, а потом только долгие месяцы поисков, тоски и страха.

И та самая ночь в лесу Дин, которая и стала началом того, что с ней происходило здесь и сейчас. У мертвого егеря.

Гермиона подошла к столу и вернула пергаменты на место. Ей хотелось вытереть руки. Она зачем-то произнесла Очищающее заклинание, но чувство грязи не ушло.

— Мне кажется, теперь ты меня понимаешь, — Скабиор старался придать своему голосу больше человечности, но вечная его ирония все равно сочилась в каждом слове. — Это достаточно официальные документы Министерства для тебя?

Конечно, она понимала, к чему он клонит, но сдаваться просто так она не собиралась.

— Не документы, а просто листовки, — старалась звучать спокойно, однако в душе царило смятение. Когтистая лапа тоски царапала ее душу. Они рисковали собой, всем, что имели, чтобы вот так остаться на сыскных листовках, коих было еще и так много.

— Намекаешь, что я их подделал? — мужчина легко усмехнулся, глядя на нее своим невыносимым взглядом.

— Нет, — Гермиона покачала головой, давай себе время собраться и найти правильные слова, — Я понимаю, что ты хочешь сказать. Министерство всегда было одно, как ты говоришь, там почти никто не поменялся. Не соглашусь с твоей позицией. Сейчас там работают совершенно другие люди. Однако эти листовки не делают нас равными. Мы с мальчишками были на правильной стороне, против Лорда, против пролития магической крови, какой бы она не была. Боролись за мир, а ты боролся за разрушение. И — в конце концов — я не продавала людей за деньги, — твердо сказала она, подняв на него горящий взгляд. Гермиона обняла себя руками и стояла посреди комнаты, чувствуя себя максимально не в своей тарелке.

— А я продавал, но смотри-ка, эти листовки говорят нам о том, что в этот конкретный момент истории преступницей была ты, в текущий — я, но на меня ничего нет.

— Ты говоришь о простой формальности! Главное — это то, что мы делаем, наши поступки, а не то, как нас называет Министерство, — начиная закипать, воскликнула она, сжав кулаки со всей доступной ей силой. — Ты поступал с людьми плохо, отнимая их шанс на жизнь!

— Это был и мой шанс на жизнь тоже, — спокойно сказал егерь, облокотившись на стойку с бочками, руки он засунул в карманы пижонских клетчатых брюк. — Ты постоянно говоришь о святости Министерства, но я просто хотел тебе напомнить, что оно не должно быть точкой отсчета. Это такая же шайка людей, покрывающих свои интересы, и поэтому называть их высеры официальными я бы не стал.

Слушая его насмешливую речь, она с непониманием уставилась на Скабиора. Он переворачивал ее слова с ног на голову. Что весьма злило.

— А тебе не кажется, Скабиор, что жизнь повернулась для тебя так — совсем не потому что ты оборотень, — гневно зашипела волшебница, — не приходило ли в твою голову, что как человек ты не очень удался?!

— Поверь мне, у меня нет ни малейшего сомнения в том, что я очень и очень плохой человек, — пугающе оскалился он.

— Ну тогда и не надо жаловаться, что тебя, бедного оборотня, притесняют! Если бы ты хотел быть хорошим, ты нашел возможность поступать правильно! — в пылу гнева она подошла к нему ближе, грозно смотря в его глаза. То как расслабленно он стоял и очевидно просто издевался над ней — ее очень раздражало. Хотелось убрать эту ухмылку с его злых, злых губ. Может быть, стоило повторить свой знаменитый хук. Хотя бить оборотня прямо перед полнолунием — определенно не самая лучшая идея.

— Зачем? — только и сказал он на всю ее тираду. Гермиона недоуменно воззрилась на него снизу вверх. Ей не хватало воздуха здесь, в душном подземном помещении. Рядом с ним.

— Затем, чтобы поступать правильно, — как для умственно отсталого по слогам объяснила она.

— И что бы мне за это было бы? — едко усмехнулся МакНейр.

— Почему обязательно должна быть какая-то награда? По-моему не чувствовать себя дерьмом, делая хорошие вещи, уже весьма приятно, — ей казалось, что они разговаривают из совершенно разных вселенных, на разных языках, которые оба не в силах понять. Пропасть между ними была очевидна и огромна. Гермиона устало выдохнула и плечом облокотилась на бочки рядом с ним, стараясь не касаться этого.