– Мргана? – полюбопытствовал «мужчина с берега», которого звали Фрол. Но чужеземец, что приплывал за «товаром» раз в год, не любил имен, прозвищ и любых родовых предназначений.

– Да, весь путь развлекают себя этой игрой. Будь она не ладна, проклинаю ее! – зло кричал капитан на свою команду, что выносила с трюма бочки. – Я уже и доску в море выкинул, так они накарябали новую на крышке одной из бочек. Вон, видишь? Забирай и ее тоже. Не жалко, только чтоб подальше отсюда. Пущай немного подвигаются бездельники.

Фрол с любопытством потер пальцами по краям небрежно вытесанных линий. Он вел по ним, ощущая повороты и углубления. Рисунок походил на паутину, что затягивала в свои сети новую, ничего не подразумевающую жертву.

Единственным сошедшим обратно с неизвестного корабля был Фрол. На берегу он в одиночку поспешно уложил тяжелые бочки в телегу.

Не так давно он взял за правило никогда не оборачиваться вслед уплывающему кораблю, мечтая больше его никогда в жизни не увидеть. Данные когда-то клятвенные обещания он больше не мог исполнять без терзаний души. Свое постоянное теперь состояние он называл «мука мученическая».

Больше полжизни он посвятил мельничному делу. Осваивал ремесло, новые степени помола, сорта пшеницы и даже усовершенствовал технологии переработки. До глубины сознания он был предан только мысли о том, что он приобщен к очищению зерна от шелухи в чистую природу «матушки муки». Лишь она тот материал, исконно-чистый и непорочный. Сам создатель руководит его рукой во время помола, а силы природы наполняют и придают движение механизму мельницы, превращая ее в рукотворное оружие Бога. Которому под силу очищать, измельчать, просеивать и вновь создавать.

Очень хороша

Мельница Бога,

Мелет не спеша.

Медленно и уверенно

Ходит колесо,

Будет перемелено

Абсолютно всё.

Медлят жернова Господни,

Да мелка идет мука;

Велико Его терпенье,

Но тверда Его рука.

Понабилась целая жизнь, чтобы осознать, что «мукА» и «мУка» – одно и то же слово, и, по факту, оно соединилось в одно и то же состояние.

Как и греховные муки терзания, мука проходит этапы очистки, полной переработки. Она лишается своего тела и лица, своей плоти, превращаясь в новое, слепленное и воссозданное кем-то совершенно заново.

Потирая бороду, мельник Фрол налил себе в отведенный для особой трапезы чашу-бокал привезенное накануне вино. По причине неосведомленности и полного отсутствия на Руси в ту пору подобных напитков, он не понимал конечного эффекта и результата. Сначала, осторожничая, пригубил, распробовал, а затем залпом выпил забродивший и изрядно набравший градусов винный напиток. И сразу же зачерпнул еще из проклятой бочки.

В этот момент корабль, собрав еще десяток душ, продолжал следовать ранее запланированным маршрутом. Справедливый и праведный суд происходит на корабле, который и называется «СУДном», то есть местом, где в «судный день» развертывается поединок добра и зла. Корабль – это некое вместилище, наполненное мертвыми, которые в процессе «суда» спасаются, обретая покой, либо в странствиях умирают.

Мельник хотел стабилизировать помутневший рассудок и, прикладывая значительные силы, попытался встать из-за стола. Ему это не удалось. Сразу же его повело в сторону. Он, падая, уронил со стола рубель – деревянную доску с вырубленными поперечными желобками для катания белья. Фролом он использовался для выделки, накатки кожи.

Материю либо кожу вручную наматывали на валик-скалку и раскатывали рубелем, отсюда и пословица: «Не мытьем, так катаньем».

Подлетевший от навалившегося на него мельника предмет сбил висящую над столом свечку. Та упала и покатилась по полу. Пламя, колеблясь, затухло, а затем с неведомой силой вновь вспыхнуло ровно в том месте, где беглец ранее пролил горючее масло. Из-за чего лишился жизни.

«…Касьян слышал, как глухо, будто мельничный жёрнов, погромыхивал в избе рубель…», – напишет позже наш современник Евгений Носов в повести «Усвятские шлемоносцы».

Мельник этого стука уже не услышал… Вино лишь ускорило выгорание, протекая из бочки и пропитывая своим зельем тело уже мертвого Фрола.

Пламя сначала нехотя начало распространяться по уже впитанному в пол маслу. Затем, ощутив силу и власть, оно проникло между плотно уложенных бревен и охватило пожаром мельницу, выжигая изнутри.

К сравнению: если температура, которая поразила внутренним алкогольным ожогом сознание мельника, составляла восемь–десять градусов, то тело и «внутренние органы» мельницы полыхали, выдавая температуру горения от восьмисот до тысячи и выше, так как строится мельница из твердых пород дерева. В считанные минуты мельница превратилась в крематорий, очистив от всего лишнего и измельчив последнюю муку в прах.

***

У пепелища сидел мальчишка. Он был испуган и сильно обожжен. В саже и золе, с зареванным от плача лицом, весь перепачканный в земле, в которой он извалялся, пытаясь потушить на себе одежду.