Шрифт:
– Эвелин, мне так жаль.
Я отстранилась и посмотрела на него. Никто и никогда не извинялся за то, что ударил меня.
– Я не должен был поднимать на тебя руку. – Его глаза наполнились слезами. – Мне так стыдно. Стыдно за то, что я сделал. – Он жалобно поморщился. – Я сделаю все, чтобы заслужить твое прощение.
Может быть, жизнь, к которой я стремилась, была не так уж далека.
– Ты можешь меня простить?
Может быть, все было ошибкой. Может быть, это вообще ничего не значило.
– Конечно, могу.
Режиссер побежал к камере, и Дон убрал руки с микрофонов и отступил.
– И… начали!
За «Еще один день» нас обоих номинировали на награды Академии. Все сошлись на том, что дело отнюдь не в нашем таланте. Людям просто нравилось видеть нас вместе.
Я и по сей день не уверена, что мы действительно настолько хороши в этой картине. «Еще один день» – единственный фильм с моим участием, который я так и не смогла заставить себя посмотреть.
Мужчина бьет тебя, просит прощения, и ты думаешь, что ничего такого больше не случится.
Но потом ты говоришь, что не уверена, хочешь ли иметь детей, и он бьет тебя снова. Ты оправдываешь его – мол, сама виновата, сказала не так, как надо, грубовато. Конечно, когда-нибудь и ты захочешь детей. Наверняка. Ты просто сомневаешься, что сумеешь совместить семью и кино. Надо было объяснить это все яснее.
На следующее утро он просит прощения и приносит цветы. Опускается перед тобой на колени.
Третий раз случается, когда вы расходитесь во мнении насчет того, идти в «Романофф’c» или остаться дома. Он прижимает тебя спиной к стене, и ты понимаешь, что речь идет о публичном имидже вашего брака.
Четвертый – после того, как вас обоих обнесли «Оскарами». Ты в шелковом, изумрудно-зеленом платье на одно плечо. Он – в смокинге с фалдами. На афтерпати он, заливая обиду, выпивает лишнего. Ты собираешься сесть на переднее сиденье автомобиля. Он расстроен из-за того, что проиграл.
Ты говоришь, что все о’кей.
Он говорит, что ты ничего не понимаешь.
Ты напоминаешь, что тоже проиграла.
Он говорит, что, мол, да, но твои родители – хлам с Лонг-Айленда, и от тебя никто ничего не ждет.
Тебе бы пропустить это мимо ушей, но ты говоришь: «Я из Адской кухни, болван».
Он открывает дверцу и вытаскивает тебя из машины.
На следующее утро он приползает к тебе в слезах, но ты уже не веришь ему. Но все заканчивается тем же, чем и раньше. Ты прощаешь его ровно так же, как чинишь дырку в платье или заклеиваешь трещинку в окне. Я приняла эту роль с извинениями и прощениями, потому что так легче, чем докапываться до корня проблемы, я уже вошла в нее, когда в один прекрасный день в мою гримерную заглянул с хорошими новостями Гарри Кэмерон. «Маленьким женщинам» дали зеленый свет.
– Ты играешь Джо, Рейли – Мег, Джой Натан – Эми, а Селия Сент-Джеймс – Бет.
– Селия Сент-Джеймс? Из студии «Олимпиен»?
Гарри кивнул.
– Ты хмуришься? А я думал, обрадуешься.
– Ох… – Я повернулась к нему. – Я рада. Правда, рада.
– Тебе не нравится Селия Сент-Джеймс?
Я улыбнулась.
– Боюсь, буду бледно выглядеть на фоне этой малолетней сучки.
Гарри откинул голову и рассмеялся.
Внимание прессы Селия привлекла в начале года. Девятнадцатилетняя девушка, она сыграла овдовевшую мать в военной драме. Все только и говорили, что в следующем году она обязательно получит номинацию. Именно такую студия и хотела на роль Бет.
И именно такую особу мы с Руби на дух не переносили.
– Тебе двадцать один, ты замужем за величайшей звездой современности, и тебя только что номинировали на «Оскар».
Гарри был прав, но и я тоже. Селия могла стать проблемой.
– О’кей. Я готова. Я выложусь на все сто, так что зрители, посмотрев кино, будут спрашивать: «Бет? Это кто? А, средняя сестра, та, которая умирает? А что с ней?»
– Нисколько в этом не сомневаюсь. – Гарри обнял меня одной рукой. – Ты восхитительна, Эвелин. И это знает весь мир.
Я улыбнулась.
– Ты действительно так думаешь?
Это то, что должен знать о звездах каждый. Нам нравится слышать, что нас обожают, и мы хотим, чтобы это повторяли как можно чаще. Уже в более поздние времена люди часто подходили ко мне с такими словами: «Вы, конечно, устали слушать все эти восторги и восхваления», и я всегда, как бы в шутку, отвечала: «О, еще разок лишним не будет». Но правда в том, что похвала сродни наркотику. Чем больше ее получаешь, тем больше ее требуется, чтобы сохранять равновесие.