Шрифт:
— У нас с Кариной нет отношений, Пал Палыч, — ответил я. — Считайте, что мы с ней в разводе.
— Так даже? — Он кивнул, хмыкнул, бросил взгляд на поднимающуюся на крыльцо Викторию. — Это меняет дело, да. Тогда претензии снимаются. — Перед тем как уйти, он бросил оценивающий взгляд на Карину, усмехнулся чему-то своему.
Моя бывшая тем временем нервно беседовала с Элеонорой, бросая на нас испуганные взгляды. Женщина сделала шаг назад — Карина схватила ее за руку. Элеонора вывернулась и зашагала к нам. Но чем ближе подходила, тем меньше оставалось уверенности, судя по позе. На полпути она совсем потухла, но заднюю не включила. Остановилась в паре метров и проговорила, не отводя взора:
— Маша, я прошу прощения за то, что не вмешалась. Я поняла, что они решили тебя бросить, когда веревку, то есть связанные простыни, уже подняли. Это правда. Денис, и перед вами хочу извиниться. Я глубоко заблуждалась, когда говорила про бумеранг. Это стоило сказать себе. Вы проявили великодушие, когда предлагали помощь, а потом оставили рацию… — Ее голос дрогнул, и она закрыла лицо рукой, плечи ее задергались.
Маша тотчас ринулась на помощь, обняла женщину и проговорила:
— Ну хватит! Все же хорошо закончилось. Все ошибаются. Мы люди, это нормально.
Сзади что-то укололо в икру — я аж вскрикнул, глянул вниз: по штанине карабкался Крош. Сбежал от Папаши и вернулся! Чуть не пустив слезу, я ласково взял его на руки и осмотрел. Весь в грязи, ободранный, на боку кровь, но живой! И еще тяжелее, чем до последнего расставания с ним!
— Ай умничка, ай молодец! Вернулся от Папаши к папке!
— А это точно твой? — спросил Макс, недоверчиво глядя на котенка. — Здоровый он какой-то, тот мелкий совсем был.
— Мой, — кивнул я и взвесил его на ладони. — Видишь ли, как оказалось, у котиков тоже есть душа. Так что Крош развивается, как и мы.
К тому времени Маша успокоила Элеонору и воскликнула, пытаясь ее отвлечь котенком:
— Эля, посмотри, кто у нас есть!
Женщину больше волновало другое. Она приложила руки к груди и пролепетала:
— Денис, вы на меня правда не сердитесь?
— Не просто не сержусь. Я счастлив, что вы все поняли и оказались хорошим человеком.
Всхлипнув, она полезла обниматься — точно гуру приучил!
А котенка у меня забрала Маша.
Глава 37. Малая, харэ ломаться!
В здание административного корпуса мы вошли впятером: я, Сергеич, Макс, Маша и Элеонора, вздрагивающая от каждого громкого звука.
Дверь в конференц-зал находилась в самом конце коридора, но прежде, чем до него добрались, мы стали свидетелями короткого диалога между Еремеем и Кариной.
— И ты это так оставишь? — пылая гневом, процедила моя бывшая. — Я же ради тебя… я… ради тебя… Сволочь! Подонок!
— Таков закон жизни, — пробубнил гуру, пряча глаза. — Сильный забирает, слабый подчиняется, а в данной…
Заметив нас, он замолчал. Карина, побуравив своего благодетеля взглядом, отвесила ему звонкую пощечину и гордой походкой направилась в конференц-зал. Гуру поплелся за ней.
Сцена была красноречивой. Еремей уступил Карину Папаше, возможно, выторговав себе привилегии. Хотя какие к черту привилегии? После того, что о нем узнали, скорее речь шла о месте в общине.
Сергеич, похоже, тоже это понял:
— Продал сучку, вот тебе и весь закон жизни! Вот же чмо!
— Какая же я дура… — пролепетала Элеонора. — Поверила такому ничтожеству!
С полминуты Маша ее утешала, после чего мы потянулись следом за всеми.
Котенка занесли с собой, но Папаша, о чем-то беседовавший с Кариной у входа, попросил оставить его в кабинете директора. Причем так невозмутимо, словно и не пытался переприручить — по сути, украсть — моего питомца.
«Ага, щас, разбежался», — подумал я, но перечить не стал. Просто вышел из зала, посадил Кроша на подоконник и велел сидеть на месте.
— Мяу-мяу, — ответил котенок, что, видимо, значило «хорошо».
Когда я вернулся, Папаша уже стоял, опершись на трибуну. В зале было восемь рядов стульев, крепившихся к одной основе, в каждом по десять штук, так что мест оказалось предостаточно.
Всего в группе я насчитал трех чистильщиков. У Папаши был тринадцатый уровень, у Волошина и Бергмана — седьмой. Похоже, поездка в отель новых уровней им не принесла, что подтверждало: упокаивая слабых бездушных, много кредитов не заработаешь.
Как и подобает лидерам, они заняли первый ряд, а с ними сидели Юлия, Виктория и незнакомый мне пухлощекий Борис Борисович Сухозад. Говорящая была фамилия у этого светловолосого мужичка невысокого росточка, с водянистыми глазами, щеточкой белых жидких усов надо ртом, искривленным заискивающей полуулыбкой. Претендент, как и Юлия с Викторией. Мужичок был неказистый, а потому его первый уровень меня не удивил. Удивило другое: что он забыл в первом ряду?