Отступаю назад. И Лена мгновенно на ноги поднимается. Покачивается, касается пальцами висков — и падает на диван. Постанывает от боли. Все-таки неудачно она в обморок шлепнулась. Точно повредила себе что-то.

— Максим, вызови скорую, — приказываю я. Не могу быть бездушным. Даже с ней…

Несколько недель спустя

Снежана

Выбрасываю руку и в последний момент хватаю за штанишки Алю. Успеваю за пару секунд до того, как она едва не соскользнула с края кровати. Дергаю фырчащую, как котенок, малышку на себя, усаживаю рядом, а сама продолжаю переодевать Риту.

— Ма-а, — тянут близняшки капризно, но я лишь улыбаюсь.

От их голосов тепло разливается в сердце. Мы вместе. Живем большой счастливой семьей. Все это похоже на сон, который хочется видеть вечно.

— А-ам, — требует Аля.

— Ну ничего себе, в шесть утра? Это при том, что мы ночью вставали молока попить? — смеюсь я. — Ты скоро папку своего в росте перегонишь такими темпами, — оглядываюсь на насупившуюся малышку и добавляю мягко: — Сейчас пойдем, моя булочка.

Чмокаю ерзающую на моих коленях Риту в макушку, ставлю ее на пол. Она делает пару шагов, потом отвлекается на забытую с вечера игрушку — и шлепается на пол. Но не плачет, ведь слишком занята.

Ловлю Алю, что теперь решила попрыгать на постели. Крепко держу ее, параллельно пытаясь переодеть. Булочка изворачивается так, что делает мою миссию почти невыполнимой. Прав Вадим: у нее точно шило в одном месте. Впрочем, ясно, от кого это шило ей передалось. По наследству.

Поднимаю взгляд на закрытую дверь. Вадим рано проснулся — и опять какие-то дела решает по телефону. На протяжении последних недель он хронически занят. Разрывается между нами, медиахолдингом и следствием.

Я стараюсь, чтобы малышки доставляли папочке минимум хлопот. Порой переусердствую: наверное, сказался год жизни с Антоном, которого раздражали дети. Подсознательно я теперь и Шторма берегу от капризов малышек. Не раз Вадим огорчался, считая, что я ему детей не доверяю.

Что касается работы, то я по-прежнему внимательно веду все его графики и составляю план мероприятий, напоминая о каждой встрече.

Однако с самым сложным пунктом я помочь Шторму не в силах. Процесс наказания виновных в похищении моей дочери он контролирует лично. А мне не говорит ничего. После беседы с Леной лишь пообещал, что теперь все будет хорошо, и ушел в себя. Видимо, размышлять, как добиться этого «хорошо» для нас всех.

— Есть новости? — уточняю я, как только Вадим появляется на пороге нашей комнаты. Но не надеюсь на ответ.

Отпускаю Алю к Рите и, пока они принимаются делить игрушки, обращаю внимание на мужа, пока еще гражданского. Нет, я не сомневаюсь в намерениях Шторма. Но бумажная волокита значительно замедляет процесс. Нам обоим нужно восстановить права на дочерей, Рите присвоить отчество и фамилию настоящего отца. Ну и, расписаться самим.

Романтического предложения руки и сердца я от Вадима не жду. Он человек дела, а не слов. Тем более, сейчас явно не до этой ерунды. Не требую я и признаний в любви.

Мне достаточно трепетного отношения мужчины ко мне и нашим детям.

Словно прочитав мои мысли, Вадим приближается, опускается на пол передо мной и молча утыкается лицом в мои колени. Тяжело выдыхает.

Улыбнувшись, укладываю руку на его голову, перебираю жесткие волосы. Молчу вместе с ним. Шторму иногда нужно просто помолчать о многом.

— Все нормально, Снежинка, — выдыхает он через несколько минут. — Лена с матерью по допросам и судам кочуют. Но я им не дам выйти сухими из воды. Очень много несоответствий в подделанных бумагах. Документы тщательно проверяются — и у следствия возникает все больше вопросов.

Вадим поднимает голову, смотрит на меня. И я нежно обхватываю его щеки ладонями.

— У тебя все получится, — ободряюще шепчу. Наклоняюсь, целую его в лоб, а в ответ он улыбается слабо.

— Не обсуждается даже. Не успокоюсь, пока их всех за решетку не упрячу, — встает на ноги, а после — рядом со мной на кровати устраивается. Заключает меня в бережные объятия, в которых ничего не страшно. — Тем более, новый свидетель появился. Акушерка, которая у тебя роды принимала, согласилась показания дать. Она слышала разговор врачей. Видела, как малышку забирали. Так что никак они уже не отвертятся, — делает паузу, размышляя, продолжать ли рассказ. И я стреляю в него возмущенным взглядом. — Антона объявили в розыск, — следит за моей реакцией, будто до сих пор к бывшему ревнует. — И еще… тебе придется тоже на заседание суда явиться и…

— Конечно, я выдержу, — перебиваю его. Тянусь за поцелуем. — У нас все будет хорошо, Вадим, слышишь. Не могу смотреть, как ты нервничаешь, места себе не находишь, — в глаза ему смотрю, прижимаюсь теснее.

— Успокоюсь, когда избавлюсь от людей, которые могут нанести вред моей семье, — строго чеканит Шторм.

Звонок в дверь заставляет нас обоих вздрогнуть. И малышки сразу на ножки поднимаются.

— Кого черти в такую рань принесли, — тихо ругается Вадим.

Берет дочек на руки — и с ними вниз спускается. Спохватившись, мчусь следом.