Алистер пожал плечами.

— Мне нравятся шрамы. С ними я выгляжу угрожающе.

Хендри фыркнул и положил свой магический камень на стол, на котором в настоящее время лежал Алистер, под ним были разбросаны бумаги, книги и доска с заклинаниями. Его запачканный кровью свитер лежал кучей на офисном стуле.

Его брат указал на другой шрам, на правом плече Алистера. — Угрожающе? Это было от столкновения со стеной.

Алистер закатил глаза и сел. Он провел пальцем по новой белой отметине, идущей по его животу, выцветшей, как будто от травмы, полученной много лет назад.

— Спасибо.

Он разбудил Хендри для этого — его брат был необычайно хорош в исцеляющих заклинаниях. Это было его единственное истинное мастерство. Но Хендри никогда не любил, когда его будили до полудня.

Хендри заглянул на открытую страницу гримуара, на которой до этого лежал Алистер. Он нахмурился. — Чума Винодела? Это не в стиле бабушки.

Стиль бабушки был смертельно опасным.

— Именно то, о чем она просила, — проворчал Алистер. Он скользнул обратно на свое место и склонился над гримуаром.

— Это легко сделать?

Хендри вгляделся в рецепт.

Алистер склонился над ним, чтобы прикрыть его.

— Конечно, — ответил он. Ему не хотелось признавать это, но он не был силен в заклинаниях или проклятиях. В настоящее время он гадал, сколько магии использовать. Чем выше класс заклинания, тем больше магии оно требует и тем меньше колец смогут хранить ее. У Чумы Винодела должно быть три или четыре заряда, прежде чем она закончится.

— Почему бы ей не сделать это самой?

— Это всего лишь проверка. Что-то вроде испытания, — ответил Алистер. — И я продолжаю терпеть неудачу.

— Ал, стандарт, на котором она тебя держит выше, чем у любого другого чемпиона. Ты можешь произносить заклинания на уровне, которого большинство людей никогда не достигнет за всю свою жизнь. Ты доказал, что способен на большее.

— Если бы этого было достаточно, она бы перестала испытывать меня.

— Она давит на тебя только потому что…

Хендри закусил губу.

Алистер усмехнулся. Его брат собирался сказать: «Потому что она любит тебя». Но Алистер прекрасно знал, что его бабушка не любила его. Для нее он был чемпионом задолго до того, как стал внуком.

Это имело смысл для Алистера, в печальном, практическом смысле. Может быть, другие семьи действовали по-другому, но они тоже готовили своих чемпионов к смерти. Потому что, если бы они никого не выбрали, случайный член их семьи все равно умер бы. По крайней мере, его бабушка не притворялась, что он был для нее чем-то иным, кроме пользы.

— Я знаю, знаю. Семья превыше всего, — пробормотал Алистер. Братья приняли свой семейный девиз близко к сердцу… по крайней мере, когда дело касалось друг друга.

— Ты боишься? — тихо спросил Хендри, тот же самый вопрос, который он задал Алистеру на прошлой неделе в «Сороке».

— Нет.

Но это было не совсем так. Когда растёшь, воспитанный на кошмарных сказках на ночь, когда члены твоей семьи крадутся по коридорам дома, предупреждая тебя о смерти, когда ты проводишь ночи, лежа без сна и глядя на звезды, ожидая, когда луна загорится багровым, не было ни одного момента, когда бы ты не боялся.

— Если бы умирать было так ужасно, никто бы не умирал, — пошутил Хендри, улыбаясь своей обычной солнечной улыбкой.

— Я не собираюсь умирать.

— Но если ты не умрешь, тебе придется жить с этим.

Алистер подумала о могиле дорогой тети Альфины на их заднем дворе. Последний победитель Лоу покончил с собой после турнира, за четыре года до рождения Алистера. Алистеру нужно было быть сильнее этого. Ему нужно было пройти эти испытания, какими бы сложными они ни были. Ему нужно было пережить это, чтобы наконец-то представить себе жизнь за пределами этого поместья, чтобы узнать, был ли он кем-то иным, кроме Лоу, любимого злодея города, а теперь и всего мира.

— Это то, что я должен сделать один, — сказал Алистер, потянувшись к доске с заклинаниями. Он поместил пустой магический камень в его центр и придвинул гримуар ближе к себе.

Хендри вздохнул. — Я бы хотел, чтобы тебе не пришлось.

Позже тем же вечером Алистер переоделась в свежий черный свитер. Он носил заклятие с Чумой Винодела, и хотя его создание принесло ему боль в животе и темный синяк вдоль трахеи, в остальном он был не хуже потрепан. Камень светился гранатовым светом, как кристаллизовавшаяся кровь.