Однажды к Чайковским заехал офицер поляк Машевский и сыграл на рояле мазурки Шопена. Петя был потрясён этой музыкой. У него был прекрасный музыкальный слух и музыкальная память, и когда Машевский через полгода опять заехал в Воткинск, Петя сыграл ему по памяти те самые две мазурки. Машевский поднял его на воздух, расцеловал, похвалил. Однако в семейном кругу музыкальные способности Пети не производили никакого впечатления. Родители предназначали Петю к карьере чиновника. Профессия ж музыканта в то время не была престижной, да и специальных музыкальных учебных заведений в стране ещё не существовало.

Илью Петровича в Воткинске все любили. Он ведь был местный, родился в Вятской губернии. Его родители жили небогато, экономя на всем, чтобы дать образование детям. Илья Петрович писал в своей автобиографии: «Нас всех у отца было 9 человек… из сыновей я был последний. Все старшие братья мои пристроены были в военную службу… а меня, бедного мальчишку, по окончании курса в Вятском народном училище, в 1808 году матушка отвезла в Ижевский завод…». Было ему 13 лет. Он учился в заводской школе, а затем поступил в Горный кадетский корпус в Петербурге, который окончил с большой серебряной медалью. В 1837 году Илья Петрович был назначен горным начальником Камско-Воткинского горного округа. Здесь он проявил трудолюбие и большие организаторские способности, стремление внедрять передовые научно-технические идеи. Организованное Ильёй Петровичем производство высокосортного железа позволило начать строительство железных корпусов для пароходов. В 1847 г. на Воткинском заводе был спущен на воду железный пароход «Астрабад» с машиной в 130 лошадиных сил – один из первых русских пароходов. Трудами Ильи Петровича завод из убыточного предприятия превратился в прибыльный. «Всё, что я сделал для Воткинского завода, возбуждает во мне справедливую гордость, гордость безукоризненную, какую только чиновник, честно исполнивший свой долг, чувствовать может», – говорил Илья Петрович. Дважды за годы воткинского периода Илью Петровича повышали в звании: сначала до полковника, затем – до генерал-майора. За выдающиеся успехи в руководстве Воткинским заводом он был награждён орденами Святого Станислава II степени и Святой Анны.

Однако в 1848 г. Илья Петрович оставил свой пост в Воткинске «по домашним обстоятельствам в чине генерал-майора с мундиром и пенсионом полного жалованья». Домашние обстоятельства – это уменьшившееся жалованье, не покрывавшее расходы большого семейства Ильи Петровича. Завод приносил большой доход государству; разработанные Ильёй Петровичем мероприятия по удешевлению себестоимости продукции позволяли заводу работать с высокой эффективностью. Но был произведен перерасчёт «штатов», то есть финансирования, в результате чего выплаты и премии за экономию чугуна и топлива сократились. К тому же Илья Петрович был очень честным человеком и никогда не позволял взять себе лишней копейки. Он писал в департамент: «Рассудив по справедливости, я не включил себя в списки награждённых, учитывая, что за предыдущий 1833 год получил большую сумму».

Материальное положение семьи оказалось очень тяжёлым, Илья Петрович был вынужден обратиться к министру финансов с унизительным для начальника Горного округа прошением о выдаче ему 3 тысяч рублей на уплату долгов и на выезд из завода, но в этой просьбе ему было отказано. Илья Петрович вышел в отставку с пожалованием ему пенсии и чина генерал-майора. Он думал о частной службе у одного богатейшего промышленника, и надо было ехать для переговоров в Москву, да и старших детей пора было определить в учебные заведения. Самое печальное, что Фанни пришлось оставить семью Чайковских. Гувернантка и дети сжились и очень подружились и были счастливы, но Фанни не могла последовать за семейством Чайковских в Петербург. Коля и Петя должны были там поступить в пансион, а она боялась, что будет не нужна и не найдет в столице такого выгодного предложения, какое ей сделали в Воткинске богачи Нератовы, пригласив в свою семью. Расстаться с детьми ей было очень больно, потому она ушла из дома ещё до того, как проснулись дети, чтобы избежать слёз при расставании. Вечером того же дня, 26 сентября, и семья Чайковских выехала из Воткинска. Петя очень скучал, на первой же остановке он непременно захотел написать Фанни, но от горя сделал столько чернильных клякс, что письма этого не послал. Однако, приехав через две недели в Москву, Петя пишет письмо без помарок и, видимо, под диктовку взрослых: «Милая мадмуазель Фанни!.. Я уверяю вас, что каждый день вспоминаю воспитание, которое вы мне дали. В среды, помните, как я хорошо учился? в пятницы тоже, а в субботы, помните, как вы записывали, сколько у нас первых отметок в неделе. Мне хочется плакать, когда я думаю об этом…».

Описание отъезда из Воткинска мы находим и в письме Зинаиды Ильиничны к Фанни Дюрбах (уже из Москвы): «Слава богу, наше путешествие было вполне благополучно, 9 октября мы приехали в Москву … Недавно мы получили письмо от m-elle Карр. Она пишет, что в Воткинске не очень-то веселятся и в особенности в их семье. Если бы вы знали, дорогая Фанни, как они плакали, покидая нас, совсем как родные… Когда мы проезжали по улицам, крестьяне собирались и прощались с папа, называя его отец и благодетель, и видя печаль на их простых и добрых лицах, я не могла сдержать слезы».

В Москве выяснилось, что место службы, на которое рассчитывал Илья Петрович, занял человек, которому он доверил вести переговоры. Так Илья Петрович остался не у дел. Из Москвы переехали в Петербург в надежде там найти что-либо. К тому же в Петербурге было много родных, ведь Александра Андреевна была родом из этого города. По приезде Колю и Петю отдали учиться в пансион, где их встретила орава незнакомых шумных мальчишек.

С какой грустью Петя вспоминал милый Воткинск и Фанни, которая так его любила. Пете казалось, что Петербург – это сон, и вот он сейчас проснётся и окажется в Воткинске. Он очень скучал по своей любимой гувернантке, и когда пришло письмо от Фанни, Петя расплакался. Никогда в жизни он ещё не ощущал себя таким одиноким. Никто не чувствовал и не понимал его так, как Фанни.

В Петербурге Петя начал заниматься музыкой с учителем-музыкантом Филипповым, который был очень требователен и строг, но имя и отчество его отчего-то никому не запомнилось. Занятий с Филипповым прошло не так много, но они были для Пети очень полезны, он сильно продвинулся в музыке.

Однако одновременные занятия в пансионе и занятия музыкой для маленького Пети оказались тяжелы. Он похудел, побледнел, стал раздражительный. В декабре Коля и Петя заболели корью. Коля выздоровел, а Пете врачи запретили продолжать учёбу, потому, когда отец Илья Петрович получил назначение управляющим Алапаевскими и Нижне-Невянскими заводами, то Колю оставили в Петербурге, определив в пансион для подготовки к поступлению в Горный корпус, а Петя с семьёй поехал к месту новой службы отца.

2. Алапаевск. “Я все равно буду великим музыкантом!”

Алапаевск оказался городишком ещё меньшим, чем Воткинск, и здесь не было ни брата Коли, ни друга Венички, ни любимой воспитательницы Фанни Дюрбах. В этом унылом краю Петя продолжал тосковать по счастливой жизни в Воткинске. Семья в Алапаевске собралась большая. Приехала сорокадвухлетняя «сестрица» Настасья Васильевна Попова, дочь сестры Ильи Петровича Евдокии. Незамужняя, не создавшая своей семьи, она крепко привязалась к семье дяди. Также у Чайковских жила другая племянница Ильи Петровича – Лидия, дочь его брата Владимира Петровича. Теперь ей было 19 лет. Пригласили Чайковские к себе пожить и недавно овдовевшую младшую единокровную сестру Александры Андреевны Елизавету Андреевну Шоберт с тремя маленькими дочками: Малей (Амалией), Миной (Вильгельминой) и Катей. Елизавета Андреевна была дочерью от второго брака Андрея Михайловича Ассиера с Амалией Григорьевной Гогель. Приехала и новая гувернантка, молодая девушка лет восемнадцати-девятнадцати, Анастасия Петровна Петрова, которая, учась семь лет в институте, получала уроки музыки и могла кое в чём помочь Пете. Они играли в четыре руки, беседовали о музыке, обсуждали прочитанные газетные и журнальные статьи. Анастасия Петровна слушала импровизации Пети и очень мягко, корректно высказывала своё мнение, поощряя его попытки сочинять музыку. Беседуя с нею о музыке, Петя начал осознавать своё призвание. Именно ей сказал он в минуту откровенности: «Я всё равно буду великим музыкантом!». Для своей наставницы Петя написал замечательный «Анастасия-вальс».