– О-ох! – простонала Ивернева. – Спасибо! Намылась! Напарилась! Хорошо так!

Мы с Ритой разом улыбнулись, а затем я выделился:

– Ну, давайте, накладывайте скорей! Проторите путь к моему сердцу!

– Слушаюсь и повинуюсь! – шутливо поклонилась суженая.

Наверное, и минуты не прошло, а кухня погрузилась в торжественную тишину, перебиваемую звяканьем вилок, да сочным хрустом – тещины огурчики, да мамина капустка поглощались молодыми организмами, как межзвездная материя затягивается черными дырами.

– А чего ты нам не налил? – возмутилась Рита на пятой минуте трапезы. – Мы тебя ублажили? Ублажили. Теперь твоя очередь!

Я резво вскочил, бросаясь к буфету. Початая бутылка токайского призывно хлопнула пробкой. Выдержанный хунгарикум расплескался по бокалам.

– Ну, за знакомство!

После третьей девчонки «захорошели». Разрумянились, голоски зазвучали выше и звончей, а я поставил кипятиться чайник.

– У вас так хорошо, так славно… – завздыхала Наташка. – Прямо завидую…

– Мне? – с хулиганской улыбкой уточнила Гарина. – Или ему?

– Обоим! – рассмеялась Ивернева.

– А у тебя кто-то есть?

– Не-а… – посмурнела гостья.

– Ну, и сибиряки пошли! – вознегодовала хозяйка во хмелю. – Столько красоты не замечать!

– Килограмм пятьдесят, – поддакнул я.

– Да нет… – промямлила Наташа. – Парни тут не причем, это всё моя вина. Я же ведьма…

Рита вскинулась было, но я утишил ее, сжав коленку, и вкрадчиво поинтересовался:

– А подробней?

– Ну-у… – без охоты затянула Ивернева. – Был такой Гриша. Без мата говорить не мог. Стал на танцах приставать, да с такими оборотами… Ну-у… И онемел. Месяц мычал только… – она вдруг резко выпрямилась, беспокойно заглядывая в глаза. – А вы… верите мне?

– Верим, верим! – часто закивала Рита.

Помолчав, сибирячка продолжила негромко:

– Другой… Толя его звали. Наглый был, распущенный… Полез к моей подружке, я его оттолкнула, а он меня ударил… И Толяна скрючило от боли. «Скорую» вызывали, морфин вкалывали… И всё! Кончилась моя личная жизнь…

Наташины глаза повлажнели, и я решил действовать. Взял ее безвольную руку, дал слабый посыл…

– Ах! – Девушка сильно вздрогнула. – К-как? Фу-у… Жар такой… По руке, по телу… Словно горячим душем окатили!

– Мишечка у меня ведьмак! – выразилась Рита со смешной гордостью. – Он и меня научил, и подруг. И тебя выучит!

– Вы серьезно? – пролепетала Ивернева.

– Ты зажимаешь в себе Силу, Наташа, – серьезно заговорил я, – боишься ее, но ведь всё зависит от человека. Скальпель в руках хирурга спасает жизнь, а попадись инструмент живодеру?

– Постажируешься еще и с нами, – ободряюще улыбнулась жена с другого фланга, – я тебя со Светланкой познакомлю, с Альбинкой…

– Горячо поддерживаю и одобряю, – встав, я снял с Иверневой «чалму», и коснулся ладонями влажных волос. – Не бойся. Ни меня, ни себя. Ты сама выставила мощный психоблок, он и мешает тебе жить, как все… Предохранитель от счастья… Сейчас сниму его, – разведя руки, я отшагнул.

– Так легко стало… – прошептала Наташа, опуская плечи и поводя головой. – Так спокойно и… радостно… – внезапно взвизгнув, она бросилась ко мне, тиская и целуя. – Спасибо! Спасибо тебе!

Не сразу вспомнив о Рите, Ивернева зарумянилась, робко опустила руки, но хозяйка проворчала, благодушно и важно:

– Да ладно, целуйтесь… Дозволяю!

Понедельник, 28 ноября. День

США, штат Нью-Йорк, Покантико-хиллз

– Поздравляю, шеф, – ухмыльнулся Чак Призрак Медведя, он же Мануэль Бака, – ты стоишь миллиард баксов!

Степан Вакарчук, он же Стивен Вакар, он же Брайен Уортхолл ощутил сладостное толкание в утробе, но лицемерно проворчал:

– А я-то тут причем? Просто тупо использовал Уолл-Стрит – и слушал подсказки с площади Дзержинского. Или где там Миха сейчас…

Гоуст Бир наметил улыбку.

– А ты думаешь, местные fat cats [2] иначе от долларов пухнут? Я тебя уверяю – половина тутошних состояний сколочена на инсайдерской информации! Так что успокойся.

Степан притворно вздохнул. Нет, в самом деле! Конечно, без всяких, там, котировок фьючерсов, что им слил «объект «Ностромо», на бирже делать нечего. Спекулировать тоже надо уметь.