Вот какие оценки у меня были в зачетной книжке номер 9, выданной мне в музыкальном училище 3 января 1949 года (эта книжка у меня чудом сохранилась). Первый курс – муз. литература – 5. Этот предмет вёл Александр Владимирович Абрамович. Это был невысокий пожилой человек, который был эвакуирован в Иркутск из Одессы, очень знающий предмет, говорили, что он имеет учёное звание доцента. Он начал курс с музыки позднего французского средневековья – Рамо, Куперен, Дандриё – рассказывал биографии, играл на пианино фрагменты опер, сочинения для клавесина (например, многим известную «Курочку»), пел арии, рассказывал о содержании музыки, о биографиях композиторов и т. д. Александр Владимирович был добрым, очень грамотным, обладал чувством юмора, вежливым и доступным преподавателем. На его занятиях было интересно и весело. На экзамене он поставил мне 5. Вскоре он уехал обратно домой.

У нас на курсе учился юноша – Игорь Юзефович. Его родители были хорошими профессиональными музыкантами. Отец – дирижер оркестра театра муз. комедии, мать – хормейстер. А сам Игорь был достаточно талантлив, но фантастически ленивым. Он приходил на занятия по истории музыки, но ничего не учил и ничего не знал. Когда его спрашивал Александр Владимирович, то это выглядело примерно так: «Скажи, Игорь, когда родился Бах?» – спрашивал Абрамович. Не задумываясь, Игорь ответил: «В тысяча…» – и замолчал. Абрамович бросал реплику: «Молодец, дальше». Игорь, подумав, отвечал: «Четыреста…». «Давай сначала» – сказал учитель. Игорь опять назвал цифру «с потолка» и всё начиналось сначала. Но слух у него был великолепным. После окончания училища Игорь работал дирижером оркестра театра, кажется, в Кемерово. Работал долго и хорошо. Талант был у него, несомненно.

И, наконец, за «специальность», т. е. игру на фортепиано, Татьяна Гуговна Бендлин поставила мне 4. Это я, наверно, заслужил. Я, действительно, трудился как мог и даже больше. А вот почему четверку мне поставил Абрамович – я не знаю – я учил всё добросовестно.

И вот последние мои оценки в музыкальном училище – мне обе оценки поставила Елена Владимировна Савинцева – 5 за занятия по гармонии и 3 за сольфеджио. Если по гармонии пятёрка – вполне заслужена – я гармонию понимал и все задания выполнял быстро и легко, то по сольфеджио писать диктанты… это тихий ужас (можно напомнить, что сольфеджио – это учебные приёмы с целью научиться на слух правильно написать звучащую ноту или несколько подряд звучащих звуков). Я никак не мог угадать (определить) эту звучащую ноту, хоть убей. И делал это так: со мной училась дальняя моя родственница – Грета Гросман – у неё был врожденный абсолютный слух. Какую бы клавишу на рояле ни нажал, она, не глядя, правильно её называла. Во время диктанта я просил её стоять в коридоре за дверью нашего класса и записать то, что нам проигрывает преподаватель. Потом Грета робко открывала дверь и просила разрешения передать мне ноты, где на пустой строчке она написала то, что нам проиграла – продиктовала – преподаватель. Эту «хитрость» учительнице ни разу не удалось разгадать.

Меня перевели на 3 курс. После летних каникул я должен был учиться в мединституте (это мы давно решили на семейном совете) и на 3 курсе музучилища, а это было вряд ли совместимо, хотя бы по времени. Да и программа по специальности (фортепиано) становилась гораздо сложнее. Но музыку я не забросил. На 1 и 2 курсе я участвовал в художественных олимпиадах медицинского института, исполнял фортепианную музыку – «Элегию» Калинникова, «Элегию» Грига, «Свадебный день в Трольхаугене» Грига, «Прелюд» Рахманинова и др. Теорию музыки и сольфеджио нам преподавал Николай Николаевич Глаголев – высокий пожилой человек. На экзамене он тоже поставил мне 5. Он же вел у нас курс сольфеджио. Мне – 4. Я не помню, за что он поставил мне такую хорошую отметку. На экзаменах во втором семестре у меня по сольфеджио проставлено 5 (за что?) 5 он поставил мне за знание теории музыки.

Сдав экзамены в общеобразовательной школе, с друзьями – Юрой, Гришей, Разумовским мы поехали в Мальту на отдых. Мы дурачились, заигрывали с девочками, ходили на танцульки. В конце августа 1950 г. я сдал в приемную комиссию документы и меня приняли на 1 курс лечебно-профилактического факультета. 1 сентября начались занятия.

На 1 курсе лечебно-профилактического факультета, точно не помню, было что-то около 150 человек. В основном девочки, мальчишек было мало, насобиралось на одну группу (примерно 15 человек). Володя Зуселев, Володя Мейерович, Володя Шмотин, Вадим Ларин, остальные приехали из разных городов и деревень, например: Шопогоров из Усть-Ордынского национального Бурятского округа. Приехал из Орехово-Зуева Юра Колчин – единственный мой друг до самой его смерти. Он был чуть старше меня (года на 3). Кроме средней школы он еще закончил акушерский техникум. В общем, мальчишек на курсе было мало – все парни потянулись в другие ВУЗы: в Горно-металлургический (там была красивая форма одежды для студентов). Гос. университет, там тоже были интересные для мальчиков факультеты технического направления.

А в медицинский шли в основном девочки. Только через 5–10 лет потянулись мальчики. Сейчас их поступает примерно 50 %. Со студентами Горного института у медиков была скрытая вражда: у нас было много симпатичных девушек, были каждую субботу вечера танцев, на которые приходили «горняки», из-за девочек были иногда конфликты, небольшие драки.

Надо немного написать о моём отношении к девочкам и их отношению ко мне.

В нашей квартире на Желябова какое-то время была одна комната, которую занимали посторонние люди – мать и девочка – тетя Надя и её дочь Тамара. Это была первая девочка, с которой я дружил. Она была младше меня года на два. Ещё до войны (39 -40-е годы) мы играли в машинки, солдатиков, куклы, в больницу в и т. д. Это было раннее детство. Когда закончилась война, вдруг появился какой-то мужчина и ни слова не говоря схватил в охапку вещи, Тамару и тетю Надю и очень быстро их посадил в телегу и куда-то увёз. Мы долго не виделись с Тамарой. Через несколько лет я её увидел в окошечке кассы Областной филармонии. Она меня пропускала на концерты, естественно, без билетов-по старой дружбе. Вот это была первая девочка, с которой я дружил.

Лет в 12–13 я увлёкся дочерью моей учительницы музыки Мариной Поляковой. Она была старше меня на год и не обращала на меня внимания. Недалеко проживал Боря Шикин, которого выбрала Марина. Вот и вся любовь…Это был уже во время войны. Моё чувство быстро прошло, наверное, настал период перехода юноши в мужчину.

Потом (так уж получилось), я очень был загружен стараниями родителей общеобразовательной и музыкальной школами, немецким языком, шахматами и что-то ещё… Тогда я очень плохо занимался музыкой- мне было неинтересно, страшно скучно, казалось совершенно не нужно. Уроки, занятия с преподавателем были мне ненавистны. Я слегка побаивался отца, но стучал на клавишах гаммы, с огромным трудом разбирал какие-то этюды с большим количеством диезов или бемолей – всё это было безумно неинтересно и чертовски скучно.

Но всё это исчезло как по мановению волшебной палочки, когда на очень короткий период моей жизни появилась ОНА, женщина-сказка – Нина Болеславовна Игнатьева. Она была старше меня более, чем на четверть века, но её личность, внутренняя красота, доброта и внешняя привлекательность, знание музыки – за одно занятие с ней всё во мне перевернулось. Я ожил, я по-другому увидел мирю. Нина Болеславовна приоткрыла мне окно – без музыки и Нины Болеславовны мне до сих пор не хватает воздуха. Конечно, всё забывается – спасибо памяти за такое свойство, иначе просто было бы невозможно жить – но всё равно, прошлое всплывает и иногда даже снится. Наверное, это и была любовь. Первая любовь. О Нине Болеславовне в ещё буду писать….