— Откуда ты это знаешь? — удивился Илая.

— Ну, я порасспросила об этом людей на улице, пока ты пытался выбить нам угол в том дорогущем клоповнике.

— Обычная гостиница это была, а вовсе не клоповник… — и тут до Илаи дошло. — Ах, Сибрис, да ты я смотрю хитрюга! А сама-то: "Давай еще поищем, давай поглядим!" — Илая со смехом толкнул девушку в плечо.

— Ну, я просто подстраховалась, на всякий случай. И нечего на меня так смотреть! — Сибрис сделала невозмутимое лицо и повернула свою лошадь на улицу ведущую к площади.

Огромный костер высотой в два человеческих роста, сложенный из бревен и хвороста возвышался прямо по центру городской площади. Справа от церемониального костра был сооружен помост, где сейчас разыгрывали свое представление лицедеи. Это была классическая история про похотливую королеву, ее глупого венценосного мужа-рогоносца и любовника-проныру. Любовник был в маске шута. Толпа, собравшаяся посмотреть представление, то и дело взрывалась смехом и возгласами подбадривающими актеров. Хитрый шут колотил короля огромной бутафорской дубиной, мастерски сделанной из бумаги и отдаленно, но весьма не двусмысленно, напоминающей мужской детородный орган. Когда король поворачивался, что бы наказать своего обидчика, шут прятался: то за стоящий в углу сцены трон, то заходя за спину самого короля, пока тот ошалело тряс патлатой головой, то скрывался за портьерой королевского ложа, стоявшего в противоположном от трона углу сцены. На ложе, среди пухлых подушек и смятых простыней, победно восседала королева-изменщица. Она громко вскрикивала, притворно удивляясь и пугаясь происходящему, когда недотепа муж поворачивался к ней лицом, но стоило ему отвернуться, королева обольстительными улыбками и жестами подначивала своего любовника-шута. Актриса была молода и хороша собой, к тому же, она была обнажена до пояса. На ней, кроме бутафорской короны, с прикрепленной к ней белой полумаской, была только тонкая золотистая юбка с длинными разрезами почти до самого серебряного пояса на талии. Юбка распахивалась при каждом движении и было понятно, что под ней ничего больше нет. Каждый раз, когда королева притворно закатывала глаза поднося белую ручку ко лбу, или же вставала на колени то заламывая, то простирая руки к зрителям, будто прося их о помощи, ее пышные белые груди с подведенными кармином сосками, призывно покачивались, а мелькавшие из разрезов белые бедра и аппетитная круглая попка, вызывали бурю восторга и улюлюканья у зрителей. Особенно у мужчин и юношей.

По бокам помоста, обратившись суровыми лицами к толпе, стояли четверо крепких парней, они охраняли актеров от излишне возбужденной зрелищем публики. Дубинки, прикрепленные к их поясам, были совсем не бутафорские.

На сцене разворачивалось финальное действие пьесы: король почти поймал шута в вечной гонке по кругу. Он уже был готов надавать обидчику тумаков, но проворный шут, сделал сопернику подножку и король, взмахнув руками, растянулся на сцене. Корона слетела с его головы, а шут размахнулся дубиной и огрел поверженного короля по лысой макушке. Враг был повержен, королева ликовала и посылала шуту страстные поцелуи. Шут поднял корону, скинув колпак он водрузил ее себе на голову, затем он изобразил неприличный жест в сторону королевы, приставив дубину к своему паху. Толпа засвистела и одобрительно заулюлюкала, и тогда шут-король скрылся со своей возлюбленной за опустившимся пологом их ложа. Бурные аплодисменты, звонкие монеты и радостные выкрики стали достойной наградой для актеров, вышедших к зрителям на поклон.

Пока Илая и Сибрис смотрели фривольное представление, празднование на площади шло полным ходом. После выступления комедиантов на сцене появились музыканты и заиграли кадриль, приглашая собравшуюся толпу к танцам. Илая огляделся вокруг, красно-белые полосатые палатки стояли по периметру площади. Во многих из них торговали сладостями: пирожными, пирожками, орешками и яблоками в корочке из золотой карамели, которые так любят дети. Прямо тут, на телегах, стояли огромные бочки с вином и пивом, это виноделы и пивовары со всей долины привезли на праздник свой товар. В других палатках продавались сувениры, дамские безделушки, ленты и цветы — живые или сделанные из бумаги или ткани. И конечно же, здесь можно было приобрести маски! Были и палатки с разнообразной уличной едой: острыми колбасками, которые хорошо шли под пиво, жареными, в кипящем масле, пирожками с мясной и рыбной начинкой, бобовыми лепешками с пряной зеленью, горячей похлебкой из рыбы и речных мидий. Везде, возле каждой из палаток, толпились люди.

— Подожди меня здесь! — Илая соскочил с лошади и передал поводья Сибрис.

— Но, куда ты? Нам нужно поторопиться, мы и так потратили уйму времени, смотря это дурацкий спектакль!

— Расслабься, Сибрис, я скоро! — и, подмигнув опешившей подруге, Илая скрылся в толпе.

Проезжая мимо палатки со сладостями, Илая увидел, что на прилавке среди засахаренных орехов, глазированных пряников и прочей сладкой снеди, есть несколько ярких леденцов в форме сердец и зверушек. Они были такие блестящие будто вырезаны из цельного куска янтаря, а потом отшлифованы до блеска. Такие леденцы в детстве покупала ему мать, когда брала с собой на ярмарку Хастфилд. С тех пор он больше их нигде не встречал. Увидев сейчас этот золотистый осколок своего счастливого детства, Илая просто не смог удержаться и не купить его. От чего-то ему показалось, что Сибрис никогда ничего подобного не пробовала.

Он подошел к прилавку. Тут сладостями торговала благообразная старушка с серебристыми букольками седых волос вокруг круглого сморщенного личика. Возле старушки вилась маленькая девочка с огромным, почти в половину ее роста тряпичным зайцем. Илая улыбнулся пожилой торговке, подмигнул малышке и спросил:

— Сколько стоят эти леденцы, уважаемая?

— Смотря кто спрашивает? — уклончиво, но совершенно беззлобно ответила ему старушка.

Илая оторопело уставился на нее, такой вопрос поставил его в тупик. Внимательнее присмотревшись к женщине Илая понял, по застывшему взгляду той, что она слепая. Теперь стало понятно зачем кроме самой торговки в шатре присутствует девочка.

— Я гость в вашем чудесном городе. Мы с подругой тут проездом, и я хотел бы купить у вас пару этих отличных леденцов. — вежливо пояснил Илая. — Последний раз я пробовал такие леденцы в детстве, когда была жива моя мама.

— Ну, ваша мама, похоже отлично разбиралась в сладостях! — ответила ему слепая.

Женщина обратилась к девочке:

— Ну что, крошка, достаточно ли этот молодой господин хорош для наших сластей? — девочка посмотрела на Илаю и нежно пропела.

— Он без маски, но с секретом. Угостим его конфетой!

— Моя внучка, мечтает стать бардом, когда вырастет, а пока вот помогает мне делать и продавать сладости. Тем и живем, да малышка? — слепая ласково погладила девчушку по голове.

— Хорошо живем, пироги жуем! — согласилась юная поэтесса.

Илая одобрительно закивал:

— У вас очень талантливая внучка, уважаемая, уверен мы еще услышим о ней, когда она вырастет и станет великим бардом! Я бы хотел взять вот этого петушка и вот этого зайца!

— Нет, я не могу продать вам их, уж простите. — покачала головой торговка и добавила. — Ничего из того, что вы видите на этом прилавке.