— Не плохой фокус, верно? — донеслось из-за спины.

Илая обернулся и увидел что в комнате находятся еще трое людей. Знакомых ему людей. Одним из присутствующих был комедиант игравший этим вечером шута на площади, он все еще был в сценическом образе, его лицо все так же скрывала широко улыбающаяся красноносая маска. Двумя другими были слепая старуха, торговавшая сладостями на площади, и ее внучка.

— Кто вы? — хрипло прошептал потрясенный происходящим Илая.

— Друзья. — коротко ответил комедиант. — Можеш звать меня Шут, старуху Сивиллой, а малышку мы называем Голос. Мы — Хранители, и пришли, что бы предупредить тебя Илая даханавар. Разговор будет долгим, прямо как эта ночь, посвященная мне! Так что располагайся поудобнее. — Шут щелкнул пальцами и деревянный табурет, находившийся прежде под задом Диего, переместился прямо к Илае. Илая присел, дав понять, что готов слушать.

3

Эти трое стоящие перед ним, в чьей власти само время, чего они от него хотят? Эта мысль билась в сознании Илаи, как угодившая в силки птица.

— Но, почему вы здесь? Что вам нужно? Что вообще здесь происходит?

— Оооо, как много вопросов! — протянул Шут. — Ну что же, все предельно просто, эта женщина, которую ты знаешь, как зеленщицу Марту, главарь шайки отпетых грабителей и убийц. А вы двое могли бы стать очередными ее жертвами. Ваши чарки были смазаны сильнодействующим ядом и если бы не наше своевременное вмешательство вы были бы уже мертвы.

— Но…? — Илая желал более подробных разъяснений.

— Но, это не входило в мои планы. — ответил Шут. — Помнишь те сладкие леденцы, которые ты получил в дар от этих прекрасных леди? Они содержали противоядие, благодаря им ты и твоя подруга до сих пор живы.

— Благодарю вас! — Илая был удивлен, смущен и признателен этой странной троице. — Выходит я и Сибрис обязаны вам жизнью. Но почему вы решили нам помочь?

— Скажем так, мертвецу нет дела до пророчества.

— Какого еще пророчества? — удивился Илая.

— Ах, ну да, откуда тебе знать?! — Шут с явно наигранной досадой стукнул себя по белому деревянному лбу маски.

— Пророчество, от первого последнему, я здесь чтобы передать его тебе, юноша. — вступила в разговор слепая старуха, которую комедиант назвал Сивиллой. — Я получила его от самого первого даханавара, когда была еще совсем юной девочкой, мне пришлось ждать этого момента почти две тысячи лет. Признаюсь, я очень устала.

— А я не мог позволить, что бы ожидание моей дорогой подруги оказалось напрасным из-за вмешательства жалкой воровки. — подтвердил мужчина в шутовской маске.

— Слушай внимательно Илая даханавар! — женщина приблизилась к нему почти в плотную, ее слепые глаза, казалось смотрели в самую душу Илаи. — Первый, чье имя Самаэль Ренегат, Кровавый Перерожденец, Хранитель Границ, тот кто познал тьму смерти и свет жизни, завещает тебе, последний из грядущих: В ЧАС ВЕЛИКОЙ ЖЕРТВЫ ПОЛОЖИ СЛОВА НА ЛЬЮЩИЙСЯ СВЕТ!

— Слова на свет…, но как такое возможно? И почему вы называете меня последним?

— Об этом я ничего не знаю. — ответила Сивилла.

— Похоже эту загадку тебе придется решать самому. — поддержал женщину Шут.

Мужчина в маске шута, неспешно прошелся по комнате, он обогнул стол, вокруг которого, словно мошки увязшие в меду, застыли люди. Легким касанием ладони он толкнул в спину Диего Беспалого — вероломного хозяина этого дома, мужчина покачнулся, теряя равновесие он упал на липкий дощатый пол, так и не изменив своей позы. Шут, переступив через упавшего, приблизился к ложной зеленщице Марте. К этой женщине он проявил намного больше интереса. Он заглянул оцепеневшей разбойнице в лицо, на нем застыло выражение жестокого превосходства, в глазах все еще светился огонек алчности, вспыхнувший при виде монет, рассыпавшихся по столу. Шут протянул руку к ее лицу и убрал прилипшую ко вспотевшему лбу прядь волос, выбившуюся из гладкой прически. Сокрушенно покачав головой, будто укоряя женщину, он ласково и вкрадчиво зашептал ей на ухо:

— Ай-ай-ай, Агнесса, неуемная жадность совсем повредила твои мозги! Разве ты не знаешь, что не хорошо прикрывать злые намерения под маской добропорядочной матроны, да еще в такой день! Сегодня личины надевают, чтобы обличить самое дурное в своем характере, обличить и избавиться, сжигая зло в полночном огне. Но я вижу в твоих глазах совсем другое пламя — пламя тьмы! Так не пойдет, дорогая, совсем не пойдет. — он обернулся к девочке по имени Голос, которая все еще держала в одной руке зайца, а в другой морщинистую ладонь своей бабки Сивиллы.

— Дитя, — нежно позвал Шут, — подойди ко мне.

Внучка посмотрела на бабушку, и та кивнула ей, что бы та выполнила просьбу Шута. Девочка послушно подошла. Шут вынул из руки Марты-Агнессы нож, которым та бойко орудовала прежде, срезая с пояса Сибрис кошелек, и протянул малышке.

— Вот возьми это, а я пока подержу твоего ушастого друга. Ты же разрешишь мне его подержать?

Девочка посмотрела огромными ясными глазами сначала на игрушку, потом на протянутый костяной рукоятью к ней широкий нож и кивнула. Шут бережно взял игрушку на руки, Илае показалось, что улыбка его маски стала еще шире. Он удовлетворенно кивнул, потом взял разбойницу за правую руку и потянул ее на себя, опуская ладонью на стол. На указательном пальце женщины блеснуло кольцо. Шут повернувшись к Илае произнес: