Определённо, да, потому что я вижу в нём сразу несколько реакций, маска на его лице непроницаема, а вот глаза передают целый калейдоскоп меняющихся эмоций. Когда Алек на мгновение прикрывает глаза, я точно знаю, что он едва ли не молится богам, чтобы остаться спокойным.

— Есть масса несостыковок, принцесса, — говорит Алек, хотя, конечно же, мысленно уже сам их же и опровергает.

Последовательно, ситуацию за ситуацией, но я знаю, что он также, как и я минуту назад, просто каждый раз натыкается на то, что шокирует. Стоит поменять одну переменную «Виктор знал», как всё мгновенно видится иначе.

Нападение после бала, как и в последствии в самом поместье — мы с Алеком поссорились, а я дала тогда всем понять, что отношений между нами не будет. Да, тогда в лесу мы помирились, но как мог узнать об этом Виктор, если гибриды были уже в пути. А когда мы помирились, они просто исчезли. Мы с Алеком, очевидно, думаем об одном и том же, потому что он озвучивает крутящийся в мыслях вопрос.

— Зачем тогда было посылать Тимура и делать из него вообще гибрида, если тогда не было смысла тебя забирать? Да и за день до этого на инсценировки появился гибрид. Если с Тимуром их было с десяток, и это вполне логично, то один гибрид… та попытка до сих пор для нас остаётся как слишком плохо продуманный план.

Я полностью согласна с Алеком, эти два нападения выпадают из общей картины.

Пожимаю плечами.

— Он играл с нами? — не вопрос и не предположение, что-то между этим, потому что я так и вижу перед глазами, как Виктор забавляется только от того, что вселяет в меня страх. Создаёт напряжение и запутывает нам мысли. Конечно, у него была причина, скрытый умысел, но всё равно всё сходится к одному: — Одинокий гибрид, Алек? Серьёзно? Он не настолько глуп, чтобы уповать на удачу. Виктор просто напомнил нам о себе. Что-то вроде записки, дающей понять, что они всё знают.

Алек выглядит настороженным, словно вблизи нас зарождается какая-то опасность. На самом деле, он просто впервые видит, как и я, что она давно окружала нас, просто мы были настолько наивными, чтобы думать иначе. Нам позволяли думать, что мы на шаг впереди него. И всё же Алек качает головой, возможно, он просто не хочет этого принимать.

— И всё равно это как-то не вяжется с общей картиной. Даже если предположить, что он просто создавал… — Алек мрачнеет, его голос теряется во внезапном понимании. — Проклятие, — ругается он, прикрывая глаза ладонью. — Он делал только вид, что не отпускает попыток, — озвучивает и снова несколько раз чертыхается, начиная расхаживать взад вперёд.

По нему это бьёт сильнее, чем могло бы ударить по мне, приходящей в ужас только об одном упоминании Виктора, не говоря уже о том, чтобы узнать, что никогда и не была для него недосягаема. Съёживаюсь, обнимая себя руками за плечи, а когда поднимаю взгляд обратно на Алека, вижу в его глазах вопиющее отчаяние, переплетённое с такой ярой ненавистью, что они светятся впервые откуда-то из глубины его сущности. Однако, когда он ловит мой взгляд — недоумённый и осторожный — быстро смягчается, словно тут же жалеет о проявлении такой, неконтролируемой вспышки гнева. За одно считанное мгновение он снова выглядит более менее собранным, насколько позволяет сложившаяся ситуация. Я знаю, что он терпеть не может свои промахи, но никогда ещё не видела, чтобы он так злился на самого себя.

— Ладно, — спешно бросает Алек, будто побыстрее хочет отвлечься от последнего. — Допустим, Датский действительно играл с нами, но это не объясняет всё равно появления Соболева, — начинает он рассуждать больше для себя, нежели для меня, хотя его взгляд прикован ко мне, словно в моих глазах написан ответ.

И он у меня действительно неожиданно появляется. Прежде чем Алек продолжает, я резко качаю головой, переливая его, уверенная в посетивших меня мыслях.

— Потому что Тимур никогда не входил в планы Виктора, — говорю я, понимая, что сколько бы ему ни пересказывала событий, всё вспомнить я и сама не могла. — Ты просто не слышал, с какой неприязнью он о нём отзывался. Он никогда бы по собственному желанию не обратил бы его гибридом, но моя сущность стала давать о себе знать, а Виктору не нужны были свидетели, когда Тимур увидел мои глаза. Он задавал вопросы, но Виктор, по-видимому в силу своей одержимой веры, не смог бы его просто убить — Тимур был человеком, и каким бы властным мы его ни считали, над ним всё равно есть контроль, который обеспечивает ему вседозволенность, и я уверена, что все они простые люди. Убийство одного — ничего бы не значило, но это бы развязало Виктору руки, дав негласное разрешение на убийство любого смертного.

И тут я знаю о чем говорю, я долго думала над положением Виктора и его возможностями, честно из страха, что ему подвластно всё, но если бы это было действительно так, ему бы не пришлось прикрываться военными погонами. Возможно, Алек тоже об этом догадывается, потому что не перебивает, слушая меня с хмурым видом.

— Виктор обещал ему расплату над тобой, и Тимур даже не задумался, чтобы согласиться. Но, по-видимому, это требовало времени, а он хотел получить всё сразу. К тому же, как бы нелепо это ни звучало, Виктор никогда бы не дал добро, чтобы Тимур мне причинил физические увечья, когда сам буквально переживал за моё здоровье. — Из меня вырывается вздох, перекрывающий дрожь и волнение в голосе. Последнее звучит неправильно и довольно иронично, учитывая, что он хотел со мной сделать и во что превратить, но даже Алек не может отрицать, что я нужна была Виктору целой и невредимой. — Я не знаю, как Тимур всё это организовал, но ясно одно — Виктор бы никогда не устроил засаду в универе, на глазах сотни ничего незнающих людей.

И тут Алек тоже не спорит, он просто продолжает смотреть на меня со странным, задумчивым видом, пока громко не выдыхает одно единственное:

— Проклятие.

Мне нечего ответить, поэтому просто опускаю взгляд на свои запястья, сложенные рядом друг с другом на коленях. В груди зверствует ощутимая пустота. Холодная, тёмная и зияющая.

— У него поджимали сроки, вот почему он схватился за первую же попытку, — шепчу я, продолжая глядеть на свои руки. — Помимо того, что ему нужен от нас ребёнок, Виктору требуется моя кровь, чтобы создавать средства контроля над гибридами и свой личный источник молодости.