— Передам.

— Нет, знаешь, ты не говори, что я его за шубу благодарю, а то он ещё не так поймёт. Взрослые — они как-то странно всё воспринимают. Скажи — я благодарю его за науку! Да, именно так! И он доволен будет, и я в долгу не останусь.

— Хорошо, так и передам.

Валерка оторвал глаза от рогатки, тоже посмотрел на мою шубу и хмуро сказал:

— А я вообще иногда пугаюсь, если его в этой шубе встречаю, когда он к себе домой по лестнице карабкается. Особенно, если на этаже темно и лица не видно. Молчит, пыхтит и карабкается… Б-р-р… Страшно! На лешего похож.

Не сговариваясь, мы три раза плюнули через левое плечо, после чего я возразил:

— Дураки вы сущеглупые! Это обычная крашенная овчина, только краска выцвела немного неровно. Я вам уже сто раз объяснял! Неужели так трудно запомнить? А чтобы по темноте не лазить, не нужно в собственном подъезде по лампочкам из рогатки лупить. Для этого, слава Богу, другие подъезды имеются. Серёгу тоже раздражает твоё упрямство. Правда же, Серёга?

Серёжка неопределённо хмыкнул, а я продолжил:

— Тебе, Валерка, в прошлом году, когда гланды удаляли, наверно, по ошибке и часть мозга ампутировали. Он где-то там рядом с гландами. Маленький такой, на грецкий орех похож. Я в энциклопедии картинку видел. Знаешь, я бы на твоём месте жалобу в министерство здравоохранения написал, чтобы этих врачей квартальных премии лишили. Ты попроси Серёжкину мать помочь жалобу грамотно составить. Она же у него врачиха. Я бы сам в качестве диагноза написал — «частичная утеря мозга», но для министерства придётся на латыни формулировать. Она тебе поможет, ты ведь сильно пострадавший.

— Какие мы дураки? — с интересом переспросил Валерка, пропустив мимо ушей мои слова про лампочки и гланды.

— Сущеглупые.

— Слушай, ты мне это запиши. Красивое слово, нужно запомнить.

Он задумчиво посмотрел на свою рогатку, сдул с неё какую-то несуществующую пылинку, поднял на нас глаза и снисходительно обронил:

— Вообще-то, ваши родичи и понятия не имеют, что такое правильная порка.

Валерка самый старший в нашей компании, поэтому иногда позволяет себе смотреть на нас вот так — немного свысока. Мы оба с интересом уставились на него, ожидая продолжения, но Валерка замолчал и снова занялся рогаткой. Серёга не выдержал первым и спросил:

— Ну и что же это такое по-твоему?

— Настоящая порка должна начинаться с психологической подготовки, — выговорив трудное слово, Валерка со значением посмотрел на нас.

Он любит красивые и сложные слова. Это его пунктик, и мы с Серёгой с пониманием относимся к этой его слабости. Плохо то, что новые для себя слова Валерка иногда, для тренировки, вставляет куда попало. Помня об этом, Серёжка на всякий случай переспросил:

— Может, «с психической подготовки»?

— Можно начать и с психической… — легко согласился Валерка. — Тоже должно неплохо получиться…

Он вздохнул, прежде чем продолжить.

— Мой отец, к примеру, всегда сначала топает ногами и пучит глаза. Они у него от этого кровью наливаются. Знаете, как страшно?…

Он помолчал, видимо, вспоминая последнюю порку, и продолжил:

— Потом следует что-нибудь крикнуть, да погромче. Я помню, когда он впервые заорал на меня: «Убью, сволочь!» — то чуть не обделался от страха. Это уже после я привык. Сюда же входит яростное выдёргивание ремня из брюк, потом погоня за жертвой. Потом её валят на пол, вытряхивают из штанов, да так, чтобы пуговицы по всей квартире брызнули. И только после всего этого начинается собственно порка.

— Подумаешь, прилетело ему пару раз по толстой шубе! — Валерка презрительно фыркнул. — Ты наверняка даже не почувствовал ничего.

— Почему это не почувствовал? — запротестовал я. — Очень даже почувствовал! Я почувствовал, как грубо попирается моё человеческое достоинство! Не знаю даже, как мне с этим дальше жить.

Друзья на мои слова только презрительно усмехнулись. Валеркина семья живёт на последнем этаже нашего подъезда. Наши с Серёжкой квартиры располагаются этажом ниже. Звукоизоляция в доме приличная, все так говорят, но тем не менее от воплей Валеркиного отца, когда он проводит свою «психологическую подготовку», у нас обоих стынет кровь в жилах.

Мы с Серёгой помолчали, прокручивая в головах только что описанный сценарий, переглянулись и он, почёсывая за ухом пригревшегося у него на коленях блохастого котёнка, сочувственно спросил:

— Слушай, а чего он тебя так зверски лупит?

— Зверски? — удивился Валерка. — Да, брось ты! Папка у меня, вообще-то, добрый. Просто у него такое расстройство. Мамка говорит, что он с войны вернулся психологически надломленным, и его до сих пор ещё не отпустило. И ещё она говорит, что он очень впечатлительный.

Я немного подумал над его словами и сказал:

— Я бы на твоём месте не менял рогатку. Если он у тебя такой впечатлительный, представь себе, что будет, если он эти фотки случайно найдёт и тех чудовищ на них увидит? Что, если он из-за этого окончательно психологически сломается и, находясь под впечатлением, тебя в окно выбросит. Я, к примеру, когда эти два мичуринских гибрида увидел, тоже сильно психологически надломился и уже никогда, наверно, не стану прежним. Ты не забыл, что вы живёте на пятом этаже? Нам с Серёгой будет тебя не хватать, поверь!