Уже утром следующего дня она и Артём обнаружили, что в воду, на донную гальку, накидали мешков с цементом, выложив из них этакую дорожку-переход через проблемную зону. Администрация отеля «Цитрус-Хэвен» моментально отреагировала на приключившийся казус, не дожидаясь, когда вербальное недовольство сервисом превратится в официальную претензию с требованием возмещения ущерба.

Марина, с согласия Артёма, решила – пусть продолжают существовать спокойно, если с таким пониманием реагируют на идиоматические обороты постояльцев.

Парочка с уханьем и со взвизгами, в которых были повинны брызги волн, в изобилии летящие на разогретые солнцем тела, пробежала по мешкам-мосткам на глубину, чтобы там наплескаться вволю. Оба были не ахти какие пловцы, но плотная, вкуса горчайшего рассола, вода позволяла легко держаться на плаву.

Наплававшись и нанырявшись, Марина и Артём тем же путём выбрались на пляж. Обсохли, позагорали, взгромоздившись на лежаки под зонтиками, дававшими рассеянную тень.

– Хорошо, – констатировала Марина потягиваясь. – Видишь, Тёма Восьмёркин, как всё хорошо. Море плещется, солнышко светит, песок горячий, камешки гладкие, а чайки орут. Ничего со вчерашнего дня не изменилось. Абсолютно.

– Ну, в фейербаховском смысле – да. Материальный мир не пострадал, – ответил Артём. – Как говорится: «От перемены мест слагаемых…» Но представляешь, что творится в мире идеализма? Сколько поломанных судеб… Можно картину писать а-ля «Апофеоз войны» Верещегина…

– Это ты про астрологов-астрОномов? – перебила его Марина.

Она развлекалась, возводя препятствия темно-пепельному жучку, очень похожему на скарабея, но раз в пять мельче, вышедшему на променад по пляжным барханчикам. Он ловко перебирал лапками, которым был совершенно нипочём сыпучий, мельчайших песчинок песок, и упрямо не хотел сворачивать с намеченного пути.

– Отпусти тифона, – сказал Артём, наблюдая за игрой Марины с насекомым.

– Кого? – спросила Марина, отрывая взгляд от жука.

– Тифон, – повторил Артём. – Скарабей-тифон – так его зовут… О, сбежал!..

Жучку хватило того времени, на которое красавица отвлеклась от него, чтобы задать стрекача и оказаться вне досягаемости протянутой руки. Вставать, чтобы гоняться за ним, никому не хотелось от слова «совсем».

Тифон быстро вскарабкался на один бархан, спустился с него, вкарабкался на другой, спустился и с этого и… Исчез. Зарылся, по всей вероятности, в песок.

– Я хотела, чтобы он взлетел, – деланно надула губки Марина. – Где он? – Она окинула взглядом место, где исчез жук. – Закопался, вместо того, чтобы устремиться вверх. Фу, какая приземлённость.

– Нашла о чём печалиться, – не поддержал её разочарования Артём. – Сколько карьер нынче закапывают…

– Карьер? – переспросила Марина, устремляя на него взгляд своих ясных, небесно-голубых глаз. – Это такая ямина?

– Вот именно, что ямина, – подтвердил Артём, – которая сейчас наполняется тьмой-тьмущей монографий, диссертаций и научных трудов, посвящённых астрономии и астрофизике, превратившихся в макулатурную труху, чтобы быть благополучно зарытыми в землю. Это почище пресловутого таланта, который когда-то зарыли. Куда теперь девать знания, полученные за столетия астрономических наблюдений, не говоря уже о данных, полученных с исследовательских аппаратов, что работали на Венере и Марсе? Похоронить в архиве? Это распад связи времён. Это словно Цинь Шихуанди воскрес…

– Ну, Цинь Шихуанди похоронил заживо носителей знаний, а нынче ситуация несколько другая, – возразила Марина, проявляя историческую осведомлённость. – Сейчас хоронят знания при их живых носителях. Такое случалось. Колумб открыл Америку, и тогда тоже рухнула привычная картина мира, а Магеллан окончательно подтвердил это крушение своим плаванием. Но всё же наладилось, и связь времён восстановилась, несмотря даже на то, что за экватором открылись новые, доселе неведомые тогдашним астрологам звёзды. Звёзды!.. Нынешние, думаю, тоже разберутся с новыми домами, ретроградностями и аспектами с рецепциями… И новые диссертации с монографиями напишут. Всего-то две планеты с орбит сошли…

Артём, не найдя что сказать в ответ, с удивлением воззрился на неё.

«Что же она подразумевает под словом „новые“? – подумал он. – Астрономов или диссертации с монографиями?»

Пляж постепенно наполнялся разноязыкими отдыхающими. Рядом расположилась компания молодых людей, которые стали громко общаться на каком-то славянском языке, совершенно непонятном, но в их речи, тем не менее, мелькали знакомые слова, из которых наиболее частым было «час».

Это были никак не поляки, которых ни с кем не спутаешь. Выяснять же напрямую кто они такие ни Артём, ни Марина желанием не горели и развлекались тем, что всякий раз, сталкиваясь с ними, пытались отгадать кто же они такие. Словаки? Словенцы? Чехи? Хорваты?

Загадка так и оставалась загадкой. Да и разгадывать её со временем наскучило.

– Вот и сейчас в астрономии внутренних планет творится что-то такое, – кивнул на поглощённых беседой славян Артём.

– То есть? – подняла брови Марина.

– Вроде бы всё знакомо, но ничего, кроме отдельных фактов, не ясно.

– Языки нужно учить, а для этого нужно время, – метафорично ответила молодая женщина.

– Марсианский и венерианский… – усмехнулся Артём. – В новейших вариациях…

До их слуха снова донеслось слово «час».