— Спокойно, брат. Все как раньше, эти клановые сволочи просто забыли, что такое гвардейцы императора.

— Не все клановые — сволочи, — в палатку вошел боец Черепах, — и не все забыли, что гвардия отражала нападения тварей из земли Теней вместе с моими клановыми братьями. Прошу прощения за вторжение, губернатор, но у вас проблема.

— Ян, налей нам и нашему гостю вина, — в голове мелькнула мысль: «Сколько можно пить?», но я послушно разлил вино в пиалы. — И в чем же она заключается, почтенный Бохай?

— Инквизиция получила официальное одобрение на расследование на вашем острове, скоро тут будет не продохнуть от их ищеек и охотников, — косматый благодарно кивнул мне, принимая пиалу. — Вы слишком сильно отдавили хвост Скатам, они этого не простят. Они очень серьезно относятся к любым посягательствам на то, что они считают своим.

— И какая выгода Черепахе рассказывать это мне? — губернатор зашипел, когда дед еще сильнее наложил повязку, смоченную мазью, а потом в два глотка выпил чашу и жестом попросил меня налить еще.

— Если вы дадите добро, мой клан отправит сюда три боевые галеры и два десантных судна, — на губах гиганта играла улыбка. Снова залпом выпив вино, губернатор хмыкнул и сказал:

— Бохай, мне нужен список ваших требований. И если он меня устроит, то вы добавите сюда четыре тройки ваших нюхачей, мне не нужны здесь колдуны махо, — я молчал и смотрел, как на моих глазах вершится большая политика, а Хван улыбнулся. — Если мы договоримся, я готов к тому, что на острове появится аванпост Черепах.

Я смотрел на губернатора, одетого в праздничные одежды, на его поясе висел классический меч — цзянь. Когда раздался звук гонга, призывающий его на новое испытание, ни один мускул на его лице не дрогнул. Он выглядел воплощением идеальности, и лишь глядя на то, как сжаты челюсти деда, можно было понять, какую боль испытывает его друг.

— Учись держать лицо у Хвана, — едва слышно произнес Бэй, — я слишком гневлив, но ты достигнешь куда большего величия, чем я.

— Почему ты так считаешь, дедушка? — информация, мне нужна информация. Это полная чушь, что можно просто попасть в новые условия и сразу стать своим. Они думают по-другому, действуют по-другому. Это как изучаешь боевые искусства, понимаешь, почему один стиль отличается от другого. Почему в спортивных мероприятиях разные системы оценок. Культура и религия повсюду, они влияют на нас исподволь, незаметно. И только когда ты сможешь прочувствовать инфополе, только тогда ты по-настоящему сможешь понимать, почему люди поступают так, а не иначе.

— Потому что я вижу, насколько ты изменился и вырос. Ты живешь по чести и твоя воля крепка. Я горжусь тобой, как и гордились бы твои родители, будь они живы.

— Пока мы разговаривали, Хван уже отошел от холста, на котором единым движением был изображен иероглиф — Честь. Безупречные линии, выведенные порывистым, но очень четким движением. Чем дольше я вглядывался в совершенные линии рисунка, тем больше я понимал, что губернатор этим иероглифом показал настоящего себя. Эта картина — выкристализованная суть не губернатора Цао Хвана, это суть безжалостного воина — Дробящего кости.

— Истинный воин имеет только одного судью своей чести, и это он сам. Решения, которые он принимает, и как эти решения осуществляются — отражение того, кто ты есть на самом деле. Ты никогда не сможешь скрыться от себя самого. Ты тот, кто ты есть.

— Отлично сказано. Ты обладаешь очень глубоким пониманием чести, мой мальчик. Не потеряй его, — дед смотрел на меня и довольно улыбался, а я не понимал, откуда это во мне. Почему, глядя на какую-то мазню, я увидел и почувствовал все это. «Потому что ты идешь правильным путем. Именно твой путь показывает твое настоящее лицо. Сколько бы у тебя ни было масок, будь честен с собой, и именно тогда ты поймешь, кто ты». Спасибо тебе, внутренний голос. Сейчас я был ему в кои веки по-настоящему благодарен, а судьи единогласно подняли флаг идеального исполнения.

Лифен, личный слуга Хвана, принес ему футляр и, встав на колени, держал его на вытянутых руках. Медленно, словно преодолевая давление, он двигался к своему слуге. Положив руки на футляр, он замер, а потом резким движением открыл его, достав оттуда длинную флейту — сяо. Черная лакированная флейта была длиной, наверное, около метра, может, чуть меньше.

Поднеся ее к губам, он снова замер на несколько мгновений, а потом, закрыв глаза, начал играть. Медленная, тягучая мелодия шла волной. Я ощущал, как музыка проникает в каждую частичку моей души. Я словно видел, как огромные волны, на гребнях которых танцуют изменчивые духи моря, неспешно катятся по океану, готовые смыть любого на своем пути. Как в потоках ветра играют непостоянные духи воздуха. Как они начинают интересоваться друг другом, как игра ветра вплетается в танец воды.

Тональность флейты изменилась. Теперь в мелодии слышалась надвигающаяся угроза. Танец воды и ветра начал набирать силу.

— Песнь шторма, — голос деда выбил меня из транса. — Тебе не стоит впитывать эту мощь. Скоро он ударит так, что у половины людей пойдет кровь ушами и носом, и это будет лишь фон, — я непонимающе смотрел на деда, а тот продолжал. — Его отец был мастером-музыкантом, как и отец его отца. Дядя Хэй любил море. Он мог игрой на флейте успокоить любой шторм, Хван куда слабее, но талант к музыке у него тоже есть. Быстро открой рот.