Капитан 1-го ранга Джейн, соглашаясь с тем, что суперподлодки, подобные описанным в рассказе, могут появиться через несколько лет, высказывал мысль, что лучшим способом борьбы с нападением подводных лодок было бы повесить любого капитана и его экипаж, которые попадут в руки британцев.

«На террор надо отвечать террором, — писал он. — Мы можем отомстить! Повесить нескольких из них, чтоб неповадно было, и они будут запуганы, они не предпримут больше таких попыток!»

Таковы были аргументы.

Но мы, которые читаем эти аргументы, ни в коем случае не должны критиковать этих джентльменов и утверждать, что они не правы. Кто мог предугадать замыслы немцев? Как в случае начала войны Адмиралтейство могло бы это предотвратить? Разве мы не говорили и не думали о гораздо менее разумных вещах всего двадцать пять лет спустя? Явное становится явным только тогда, когда оно произошло, как в этом часто убеждался доктор Ватсон. В доме все оставалось спокойно, по-прежнему стояли фигурки на камине, пока не начались потрясения; внезапно в июле из того, что казалось лишь небольшим конфликтом на Балканах, родилась великая буря.

Сразу же по возвращении Конан Дойл вновь начал бороться, доказывая невиновность Оскара Слейтера, — в деле об убийстве пожилой леди в ее квартире в Глазго, — поскольку в правительственной Белой книге, опубликованной в июне, незадолго до его возвращения появились новые данные.

Сыщик — лейтенант Джон Томсон Тренч из полиции Глазго — был одним из полицейских, который занимался расследованием убийства мисс Джилкрайст. Более пяти лет его глубоко беспокоило дело Слейтера. Но он не мог публично высказываться относительно причин, по которым верил в невиновность Слейтера, не нарушая при этом своих служебных полномочий.

В марте 1914 года лейтенант Тренч поделился своим беспокойством с юристом из Глазго господином Дэвидом Куком. Поскольку он считал, что со стороны министра по делам Шотландии существуют заверения в его неприкосновенности, Тренч сделал несколько потрясающих признаний.

Он показал, что по каким-то причинам имело место сокрытие улик, которые вполне могли бы послужить оправданию Слейтера в суде. Часть его показаний касалась Хелен Лэмби, девушки-служанки.

Если мы припомним сцену убийства — Хелен Лэмби, спешащая домой после выполнения поручения, Артур Эдамс, дергающий веревку звонка, — мы вспомним, как эти двое лицом к лицу столкнулись с убийцей в освещенном холле. Хелен, сказал лейтенант Тренч, узнала человека в квартире и в тот же вечер призналась в этом одной из родственниц мисс Джилкрайст.

Родственницей, о которой идет речь, была мисс Маргарет Биррелл, которая жила тогда на Блитсвуд-Драйв. Лейтенант Тренч попросил представить заявление мисс Биррелл. Вот выдержка из этого документа:

«Я никогда не смогу забыть вечер убийства. Служанка мисс Джилкрайст Хелен Лэмби подошла к моей двери приблизительно в 7.15… Когда я открыла дверь, она бросилась в дом и воскликнула: «О, мисс Биррелл, мисс Биррелл, мисс Джилкрайст убита; она мертвая лежит на полу в столовой; и, о, мисс Биррелл, я видела, кто это сделал».

Я ответила: «Боже мой, Нелли, это ужасно. Кто это был? Ты его знаешь?»

Она ответила: «О, мисс Биррелл, мне кажется, это был А. Б. Я уверена, что это был А. Б.»

Я сказала: «Боже мой, Нелли, не говори этого».

Инициалы прикрывали в заявлении какое-то настоящее имя. Этот и еще четыре вопроса, поднятых лейтенантом Тренчем, оказались настолько серьезны, что было назначено расследование. Хотя Хелен Лэмби и мисс Биррелл отрицали, что они делали подобные замечания, Тренч смог доказать событие улик, жизненно важных для Оскара Слейтера.

Но расследование проводилось секретно; заключенный не был представлен, не призывались к присяге свидетели;, в важнейших местах появились пометки звездочкой.

«Я удовлетворен тем, — заявил министр по делам Шотландии, — что не обнаружено ничего, что оправдывало бы мое вмешательство в приговор». Это было 17 июня 1914 года. Десять дней спустя, как будто для того, чтобы подчеркнуть его заявление, появилась правительственная Белая книга с результатами секретного расследования.

Конан Дойл, который уже тогда верил в невиновность Слейтера, с того момента пошел в атаку. На протяжении шестнадцати лет, начиная с его брошюры в 1912 году, он не прекращал борьбу за заключенного в питерхедской тюрьме. У обоих поседели волосы, прежде чем они услышали в том же зале суда о том, что приговор наконец отменен. Вопрос и ответ были все теми же:

«Чего вы хотите?»

«Справедливости, только и всего! Справедливости!» Тогда ему было пятьдесят пять лет; он немного погрузнел, волос и усов слегка коснулась седина, с добродушного лица смотрели добрые серо-голубые глаза. В нем оставалась все та же сила Геракла; он по-прежнему мог одной рукой поднять за дуло винтовку до высоты плеча. Но он так и не нашел религиозной философии.

«Даже если допустить, что спиритизм верен, — писал он за год до этого, — он продвигает нас вперед слишком незначительно. И тем не менее это слишком мало решает главную проблему — все ли кончается со смертью?»