– Ты хочешь, чтобы я предал?
– цинично усмехнулся Итернир, - а предательство разве не грех? Да вы действительно считаете, что греховно не то, что неугодно богам, а то, что неугодно вам. Как смеете вы, смертные, решать за богов, что им угодно, а что нет?

– Как смеешь ты сомневаться в их законах?

– А их ли это законы?

– Я вижу, ты не способен сейчас раскаяться полностью, - опустил голову жрец, даже улыбка его куда-то пропала, - но у тебя есть время подумать.

Они повернули назад и весь оставшийся путь провели в молчании. Лишь один раз жрец спросил:

– Вы шестеро прошли этот путь вместе с самого начала? Или вас было больше?

– Нет, - просто ответил Итернир, - мы пятеро - да. С самого низа. Как вышли, так и добрались. А вот мальчишка, Торок, он прибился к нам, когда мост строили.

– Спасибо тебе, - кивнул головой жрец, - я вижу, ты еще способен раскаяться и осознать свой грех гордыни и сомнения.

– Что, что им было нужно?
– набросился на принца Торок, едва дверь закрылась за жрецом.

– Мы все совершили страшную ошибку, - проговорил Кан-Тун с совершенно отрешенным лицом, - мы должны раскаяться.

– Почему? Как ошиблись? Почему?
– не отставал Торок.

– Боги, - устало проговорил принц, - все эти препятствия для того, чтобы смертные не могли потревожить их покой. Смертные, мы, в греховной гордыне стремимся нарушить их волю. Мы должны раскаяться. Тогда нас простят...

– И пустят дальше?
– наивно спросил Ригг.

– Нет!
– резко ответил принц, - как ты не понял? Богам не угодно, чтобы смертные нарушали их покой! Это грех!

– Мои боги всегда готовы выслушать, - упорно сказал Ригг, всегда готовы помочь. Им надо просто рассказать, они же не могут знать всего. Я должен дойти. Моя мама...

– Если твоя мать умрет, значит так угодно богам!
– выкрикнул принц.

Несколько звенящих мгновений висела тишина.

– Я дойду, - упорно сказал Ригг, - дойду. Я скажу им. Скажу...

Они опять замолчали.

Когда вновь открылась дверь, впуская Итернира с сопровождением, все молчали.

Жрец долго вглядывался в лица еще не опрошенных, и выбрал в итоге Ригга.

– У меня там мама, - сразу начал Ригг, волнуясь, как только его вывели на свет, - поймите! Мама! Мне же нужно наверх!

– Гордыня! Гордыня гонит тебя. Это грех!
– ответил жрец, улыбаясь и делая большие глаза одновременно, - раскайся!

– И тогда вы отпустите меня наверх?
– не унимался Ригг.

– Нет, - покачал головой жрец, - посмотри направо, видишь этих молодцов? Они удержат всякого, кто попытается нарушить волю богов. Ясно ли это тебе?

– А разве боги не сами карают за неповиновение?
– удивился Ригг.

– Сами, - кивнул головой жрец, - но порой, они действуют через нас, людей. Что с твоей матерью?

– Она больна, - сокрушенно ответил тот, - только боги...

– Если бы богам было угодно, - спокойно и ласково улыбаясь, ответил жрец, - она была бы здорова.

– Может быть, - засомневался Ригг, - они не знают? Боги же не могут знать все?

– Все боги знают все, - ответил жрец убежденно, - да и что им до нас, смертных. Осознаешь ли ты всю тяжесть своих грехов? Грех гордыни и сомнения. Как смел ты сомневаться во всемогуществе богов? Раскаиваешься ли ты?

– Я не знаю...
– опустошенно остановился Ригг.

Все это место, все вокруг внушало какой-то необъяснимый священный трепет. Хотелось верить. Хотелось верить этому человеку. Его убедительным словам о богах, улыбке. Ригг обнаружил себя на коленях, в слезах.

– Встань, юноша, - поднял его жрец, - я вижу, ты раскаялся и понял тщету своих деяний. Но скажи мне, раскаялся ли ты настолько, чтобы жить среди нас, выполняя наш долг перед богами.

– Вы же говорили, - смиренно ответил Ригг, - уж коли боги того хотят...

– Ты должен понимать, - наставительно объяснял жрец, - что долг наш не только во встрече тех, кто идет снизу, но и в выявлении тех, кто вынашивает мысли о грехе здесь. Готов ли ты видеть грех среди друзей своих, готов ли принести их в жертву?

– Это что же?
– удивился Ригг, - если кто-нибудь соберется бежать. Итернир, или светлый принц, или Крын, сказать вам, и вы их убьете?

Жрец ничего не ответил, лишь развел руками: "На то воля неба".

– Это как же ж можно? Что же вы за люди все здесь такие?
– в этом возмущении он и не почувствовал, как спадает с его глаз пелена готовности к слепому поклонению, - как же так? Предать и убить? Человека? Каким же богам это угодно?!

– И ты, - печально покачал головой жрец, - и ты страдаешь грехом сомнения... Иди, юноша, думай. И да снизойдет на тебя озарение божье!