Иностранцы, кажется, удивились. Наличие свободного предпринимательства в стране недостроенного коммунизма, очевидно, не вписывалось в рамки известной им концепции мироустройства. По крайней мере, они дружно умолкли. Переваривали информацию.

– Но это просто замечательно, - говорит, наконец, Стив.
– Раз так, вам будет несложно принять участие в нашем проекте. Конечно, если он вас заинтересует...

Земля совсем было собралась уйти у меня из-под ног, но я на нее цыкнул. Нашла время, сучара! Тут такие дела творятся...

– А что за проект?
– голос мой звучит так спокойно, словно мне, и правда, не очень интересно, будто бы из вежливости только спрашиваю. Высший пилотаж, вот уж не ожидал от себя!

– Через полтора года мы будем делать международную выставку, - будничным тоном объясняет он.
– Название проекта - "Мизантропия"...

– "Мизантропия"?!

Ушам своим не верю.

– Сами понимаете, ни один фонд не выдал бы нам грант на реализацию такой концепции, но... К счастью, у Клары богатый дедушка.

– И очень злой, - смеется Клара.
– На доброе дело ни за что денег не дал бы. А на "Мизантропию" дал. Сказать по правде, я специально для него эту выставку придумала. Дед еще ни разу в жизни не дал ни копейки своим потомкам. Когда мой отец был школьником, он получал карманные деньги из приданного бабушки, которая имела отдельный банковский счет... Но я подобрала ключи к сердцу - у вас так говорят, кстати, или выражение устарело?

– Да нет, не устарело пока... Так вы мои фотографии для этой выставки купили?

– Не совсем, - мнется Стив.
– То есть, для выставки, да... Но мы, можно сказать, купили скорее концепцию, чем объекты.

– Так, - вздыхаю.
– Это для кого из нас русский язык - иностранный? Наверное все-таки для меня: я уже ничего не понимаю. Или я просто дурак?

– Ты не дурак, - строго поправляет меня Дитер.
– Ты - большой художник.

Ночь оглашается ржанием Тормана. Переждав шумовую бурю, они снова пускаются в объяснения.

– "Едоки" - это очень хорошая концепция, - веско заявляет Стив.
– И исполнение хорошее, хотя качество печати оставляет желать лучшего, но это поправимо...

Теперь Торман скрипит зубами. Хорошо, что он трезв: будучи под шафе, мог бы и убить за такую оценку его труда. А что, запросто!

– Увидев ваши работы, мы много дискутировали, - продолжает потенциальная Сашкина жертва, - и пришли к выводу, что эту концепцию надо расширить. Сделать своего рода карту мира... Понимаете, Макс, ведь некрасивые люди есть не только в вашем городе, они есть везде...

– Приятно слышать, - ухмыляюсь.

– ...и все эти некрасивые люди, во всех городах мира, иногда едят! торжественно завершает Стив. У него просветленное и немного надменное лицо человека, только что совершившего информационное благодеяние. Наверное, именно так выглядел пророк Мухаммед после того, как впервые поведал окружающим о величии Аллаха.

– Эту затею очень просто осуществить, - вступает Клара.
– В каждой стране мира мы найдем нескольких хороших фотографов - пусть снимают своих "Едоков"!

– Вы, Макс, конечно же, будете фигурировать как автор идеи, - поспешно говорит Дитер.

– Ну да, - растерянно соглашаюсь я, не в силах дать оценку всему вышеизложенному. Мой разум не способен определить, "хорошо" это, или "плохо". Он обескуражен, сбит с толку. Такого поворота дела я не ожидал.

– Но если уж выяснилось, что вы привыкли работать на заказ, может быть, вы возьметесь за русскую часть проекта?
– осторожно интересуется Стив.
– Ваши работы хороши, но нам еще понадобятся едоки из Москвы, Ленинграда, Киева, Таллина... Словом, из разных городов. На ваше усмотрение. Печатать фотографии больше не нужно, это мы сделаем сами... У нас есть специальные материалы, которые обеспечивают высокое качество. Очень дорогие, к тому же, здесь таких не достать, - смущенно поясняет он Торману, который снова начинает издавать скрежет зубовный.

– Это большая работа, - сочувственно говорит мне Дитер.
– Вам придется много ездить и много... как говорят... крутиться...
– нет, выкручиваться. Находить способы фотографировать людей, которые едят: это ведь не всегда просто. И я боюсь, что мы не сможем высоко оплачивать ваш труд. Мы можем компенсировать расходы на поездки, проживание, материалы и платить вам...
– он мучительно краснеет, смотрит на Клару, как бы умоляя о помощи.

Та пожимает плечами и решительно подбивает бабки:

– Пятьдесят марок за одну пленку, не больше. Но получать их можно будет безотлагательно, в той валюте, которая вас устроит. В Москве, у дедушкиного представителя. Он открыл у вас какой-то бизнес. Я толком не знаю, какой, но это не важно...

Я готов броситься ей на шею, заорать: "ну конечно, не важно, важно совсем другое, совсем другое важно, красавица моя, я на все согласен, я на все готов, я мир переверну на таких условиях, и на место потом аккуратно его поставлю, если пожелаешь!" Но я, разумеется, не ору. Веду себя прилично. "Придуриваюсь", как сказал бы Торман.