Центральный, так центральный, телеграф, так телеграф. Нам, потомкам Чингизхана, как водится, все равно. Выскакиваю из гостиницы в мелкий майский дождь, маюсь в ожидании автобуса; через пять минут терпение мое иссякает, и я отправляюсь к метро пешком. Всего-то двадцать минут быстрым шагом, а сегодня я резв как никогда: меня грызут нехорошие предчувствия, с которыми можно покончить лишь услышав голос Клары, убедившись, что она существует, а значит все идет по плану, жизнь продолжается, невзирая на досадные недоразумения. Спускаюсь в метро, еду до станции "Площадь революции". Купленная из уважения к местным традициям газета оставляет на влажных ладонях темные полосы. Поднимаясь по эскалатору, изучаю эту "боевую раскраску", обнаруживаю, что на левой руке грязь размазана, а вот пересечение угольно-черных линий на правой подозрительно напоминает перекошенную букву Noлатинского алфавита. После непродолжительной борьбы с желанием закрыть глаза на очевидное, узнаю грозный рунический знак Хагалац- настораживающая подробность! Но я не сдаюсь, я никогда не сдаюсь, потому что я не сдаюсь никогда, и хватит об этом...

С третьей попытки выхожу из подземного перехода в нужном месте, почти бегом преодолеваю два квартала, влетаю в помпезное здание центрального телеграфа. Там царит субтропическая духота, но очереди, к счастью, нет.

– Мне нужно поговорить с Дюссельдорфом.

– Со всем населением Дюссельдорфа сразу?
– белокурая девушка в окошке смеется.

Она немного похожа на Клару, и это кажется мне добрым знаком.

– Конечно, со всем населением. Но начать я планирую вот с этого номера...

Диктую номер, но она не слушает.

– Это мне ни к чему, сами его наберете. Сколько говорить будете? Пять минут? Давайте деньги.

Она называет сумму (я, честно говоря, предполагал, что звонок в Германию обойдется куда дороже). Достаю деньги. Пока все путем.

– Проходите в четвертую кабинку, правила набора номера описаны в инструкции. Прочитайте ее внимательно. По крайней мере, будете уверены, что набрали именно тот номер, который вам требовался.

– Спасибо.

Я демонстрирую свои последние достижения в области конструирования обаятельных улыбок, но девушка уже отвернулась. Ну и ладно, не до того сейчас. Науку покорения столичных девичьих сердец будем осваивать позже. Наверняка выяснится, что тут есть какие-то свои тонкости, нюансы и прочие секреты мастерства...

Уединяюсь в переговорной кабинке, похожей на обычную телефонную будку, читаю инструкцию. Хвала аллаху, все, вроде бы, внятно описано. Вращаю диск, набираю код страны, код города, номер. Руки трясутся, как у запойного пьянчуги, откупоривающего поутру пивную бутылку - стыдно!

Мне отвечает женщина, но не Клара, это я сразу понял. Голос не тот, да и русского языка она, в отличие от моей покровительницы, не знает. Застегиваю душу на все пуговицы, собираю волю в кулак, вспоминаю известные мне немецкие слова, торопливо, пока собеседница не бросила трубку, говорю: "Клара, битте. Их бин Макс". На том конце провода разражаются страстным монологом, из которого я не понимаю ни словечка. Предлагаю говорить по-английски; по счастию, язык сей дама, вероятно, учила в школе, а потом забросила: ее словарный запас точно не больше моего, но и ненамного меньше, так что можно договориться.

Я снова прошу позвать к телефону Клару. Выясняю, что женщины с таким именем здесь нет, зато имеются Ханнелора, Биргит и Марианна. Все это, конечно, мило, но я-то уже почти готов умереть от отчаяния. Хватаюсь за нескладный наш диалог как утопающий за соломинку. Это Дюссельдорф? Дюссельдорф, все верно. Номер такой?
– медленно, внятно перечисляю цифры. Да, все правильно. Но Клары тут все равно нет, и не было никогда, разве что, среди прежних жильцов, возможно, была какая-нибудь Клара, но они переехали уже девять лет назад. Девять?! Да, девять. А что в этом удивительного?

Да нет, ничего. Совершенно ничего удивительного, конечно же. Разве я не предчувствовал, что этим все и закончится? Предчувствовал. Более того, знал. И нечего теперь морду воротить от реального положения дел. Жизнь продолжается. Я вежливо прощаюсь и кладу трубку. Смотри-ка, уложился в две минуты вместо пяти. Умница.

Но так просто я не сдаюсь. Пока телефон под рукой, нужно завершить следствие по делу "неуловимой Клары". Снова иду к прекрасной телефонистке, плачу, возвращаюсь в будку. Звоню Торману. Выясняю, что он снова "на рыбалке". Волосы дыбом от такого дивного стечения обстоятельств: я начинаю полагать, что Сашкина "рыбалка" - событие того же порядка, что и путница с телефонными номерами Клары. Способ отрезать меня от прошлого, от славной старой судьбы, которую я совершенно добровольно сменил на новую - на фига оно мне приспичило?! Нет ответа на этот вопрос. Так случилось, и все.

Последняя попытка. Вспоминаю, что моих иностранцев поначалу выгуливал Миша Брахмин. Наверняка и координатами они обменялись, дабы иметь возможность когда-нибудь повторно обрести родственную душу, иначе быть не может.

Обзваниваю общих знакомых. С пятой попытки добываю его телефон. Застаю Брахмана (о, чудо!) дома. Чувак, конечно, удивлен: прежде мы были едва знакомы. Но держится корректно, на фиг не посылает. Дескать, рад помочь.

Он-то, может, и рад...

А я выясняю, что никакие слависты в мае к нам в город не приезжали, а если и приезжали, то он, Брахман, к сожалению, не в курсе, хотя уж ему-то сам бог велел знать о таких визитах, поскольку...

Дальше я почти не слушаю. Не приезжали, значит. А Сашка, между тем, рассказывал, что именно Брахман привел наших маленьких и пушистых зарубежных гостей в "Белый", да еще и общению Тормана с его подопечными был бы рад воспрепятствовать, но не смог... Не приезжали, ага. Бред. Собачий. Овчарочий, спаниелий, добермановый, сенбернарный бред. Гав!

Однако я все же не лаю в трубку, а говорю по-человечьи, как заведено меж нами, двуногими заложниками небесных волеизъявлений. Вежливо благодарю Мишу за предоставленную информацию. В конце концов, он не виноват, что полученные сведения вполне могут свести меня с ума. Не его это печаль.