– Ты хочешь сказать, что датские лузеры женятся на россиянках, потому что им местных красавиц не досталось?

– Заметь, не я это сказал! Кстати, россиянки, по моим наблюдениям, вышли из моды. В моде – украинки. Особенно с тех пор, как Украина открыла европейцам границы для безвизового въезда. Со всеми (хо-хо-хо!) вытекающими. Последствиями. И тайки. Тоже в моде. Места занимают мало, зато умеют делать массаж.

Он не просто идиот. Он еще и шовинист широкого профиля.

Случайный диалог ни о чем со случайным человеком, искренне считающим, что существует два мнения: его и неправильное. Сам факт, что мне зачем-то что-то надо доказывать и что мне почему-то совершенно не верят, раздражает неимоверно. Бесит! И этот взгляд фасона «меня не проведешь». Забить и забыть! Точка.

Еще каких-нибудь двадцать лет назад Копенгаген был «просто городом». Одним из многочисленных европейских городов, которые совершенно не на слуху. В отличие от модного до мозга костей Берлина, архитектурной до глубины своего ДНК Барселоны или хрестоматийно-туристического, но все же очаровательного до головокружения Парижа. Копенгаген проснулся знаменитым в 1999 году, когда тренд-гуру Тайлер Брюле посвятил Копенгагену целых восемьдесят страниц журнала Wallpaper. Прошло почти десять лет после этого события, и в 2008 году журнал Monocle провозгласил Копенгаген лучшим в мире городом для жизни. Номер один. С тех пор город прочно поселился в верхних строчках рейтинга журнала «Монокль» и даже успел завоевать кучу не менее замечательных титулов согласно самым разнообразным мировым рейтингам. Лучший велосипедный город. Лучший город для ведения бизнеса. Лучший европейский порт. Лучшее туристическое направление. Экологически чистая столица Европы. И все это – крошечно-сказочный Копенгаген с населением чуть больше одного миллиона человек.

По гладкой скатерти автострады мы доехали до дома, в котором я буду жить следующие три месяца, за двадцать пять минут. Хоть и смеркалось, я старательно вглядывалась в подробности датского Большого Города. Сначала мы, свернув с автострады, попали в район офисных новостроек. Современно-хайтековый, но без небоскребной многоэтажности, он в сплит-секунду сменился традиционной для старого центра архитектурой с монументальными зданиями в стиле рококо. Слева был парк, огражденный высоким забором.

– Это Тиволи, – нарушил молчание Нильс. – Самый известный парк во всем мире! Одна из главных достопримечательностей Копенгагена.

Нильс все еще рассказывал про парк Тиволи, а мы уже ехали вдоль озер.

– Озера эти – искусственные, но очень красивые! Достопримечательность Копенгагена и излюбленное место для прогулок его жителей, – словоохотливо пояснил Нильс. Он явно начал входить в роль радушного экскурсовода. – Особенно озера красивы в солнечную погоду, – с какой-то непонятной грустью в голосе добавил он.

Тем временем мы свернули направо. Потом налево. Проехали мимо вереницы забавных двухэтажных домиков с не менее забавным названием Kartoffelraekkerne. Картофельные Ряды. Сто пятьдесят лет назад на этом месте и правда было картофельное поле и деревенская пастораль. В семидесятых годах девятнадцатого века строительный профсоюз пролоббировал решение построить на этом месте дома для своих рабочих. Прошло сто сорок лет, и сейчас это престижная часть центрального Копенгагена. Потом мы еще раз свернули куда-то и остановились.

Первое впечатление – это то, что навсегда сохраняется в копилке воспоминаний. Мои первые впечатления о Копенгагене? Очень приятные. И, неожиданно, домашние. Может, «домашний» – не лучшее в силу своей банальности слово, чтобы описать уютно-компактный Копенгаген, но оно первое из пришедших на ум. А значит, оставлю.

Вау! Неужели я буду жить в этом доме? С замиранием сердца я разглядывала элегантное здание цвета голубиного крыла. Ар Нуво. Югент чистой красоты. В детстве я училась в художественной школе и даже собиралась стать архитектором. Потом желание стать архитектором пропало, но интерес к искусству и архитектуре остался. Поэтому город для меня всегда начинается с его архитектуры, а продолжается часовыми прогулками по его улицам. По широкой, но крутой, почти винтовой лестнице мы поднялись на пятый этаж. Неплохой фитнес. Три месяца без лифта. Перед дверью с латунной табличкой Нильс остановился. „Lars Rassmunsen 4 tv” – надпись на табличке была выгравирована витиеватым венским шрифтом.

– Это здесь, – сказал Нильс, открывая дверь.

Интерьер квартиры произвел на меня не меньшее впечатление, чем экстерьер дома. На секунду даже появилось ощущение, что во сне я попала внутрь журнала Wallpaper. Куда-то в самую его середину, где дизайнеры интерьеров представляют свои последние проекты. Нильс, не выходя из роли радушного экскурсовода, устроил обзорную экскурсию по квартире. Старательно и излишне подробно проинструктировал, как пользоваться стиральной и посудомоечной машиной. Спасибо, что не тостером. Интересно, это потому что я «женщина – существо глупое»? Или он думает, что в России мы, по старинке, в корыте стираем? Или я неблагодарный социопат и не стоит себя накручивать по пустякам?

За сорок минут Нильс успел снабдить меня целым списком других не менее важных и нужных инструкций по проживанию в Копенгагене и выживанию в этом дизайнерском рае. В смысле, в квартире загадочного Ларса – любителя дизайнерской мебели и котов.

„4 tv” обозначает номер квартиры. Четвертый этаж налево. Четвертым в Дании является российский пятый, а «направленность» – потому что в традиционном датском квартирном доме обычно всего две квартиры на этаже. Налево и направо. А по-датски: til hojre и til venstre. Номер квартиры указывает на этаж.