— Психи! — охреневает Аяно.

Второй жмет на спуск. Но я тоже не медленный газ — успеваю накинуть Бригантину ему на подбородок. Свинец с грохотом рикошетит в лоб Аяно, а от него отскакивает куда-то в ночь. Слышится звук разбитого окна, затем громкий мат и лай.

— Рано на тот свет, — подхожу к вражине. — Сначала расскажешь, на кого работаешь, козел. А умирать будешь долго, намного дольше своих друзей.

Стрелок молчит, глаза у него какие-то затуманенные. Может, героинист? Но телосложение крепкое, шея накачанная. Наркоманы же, вроде, все полудохлые.

Из-за плотно сжатых губ мужика вдруг капает кровь. До меня тут же доходит.

— Ах ты, сукин сын! — кидаюсь к придурку. Выстреливаю хуком в лоб. Стрелок падает, как подкошенный. Мутные глаза заплывают — мигом вырубился.

— Перун! Что случилось? — нервно спрашивает Аяно.

Пальцами распахиваю полный крови рот стрелка.

— Он перекусил себя язык, — прикладываю острие Когтя к кровоточащему обрубку. Пускаю разряд, с шипением поднимается дымок. — Готово, прижарил рану. Спас-то я его спас. Но с такой изворотливостью ненадолго.

— Зомбированные фанатики? — Аяно задумывается. — Но лица славянские, откуда они у моджахедов?

— Не думаю, что всё так просто, — вздыхаю. — Вызывай кого-нибудь, кто заберет трупы и проведет расследование. Пускай прихватят кляп со смирительной рубашкой для нашего суицидника. Нужно успеть допросить, пока он не грохнул себя.

Коротко кивнув, Аяно достает мобильник и звонит в штаб Имперских мечей. Сам набираю Софию:

— Да, милый. Ты когда будешь? Я сегодня купила отпадную пижамку, а под нее сетчатое…

— Не сейчас, — шумно выдыхаю. — Обзвони наших девочек, убедись, что каждая в безопасности. Усиль охрану поселка, — это я сейчас о рабочем поселке княгини, где работают и живут мои и Калины родители. — Дома Вики и Аллы тоже усиль. Про себя с Белоснежкой не забудь. Меня не жди, буду поздно.

— Поняла, сегодня сплю в обычном белье, — кивает княгиня. — Пошла сдирать с себя бодистокинг, до лучших времен.

— Умница, — сбрасываю звонок. Оборачиваюсь к Аяно:

— Один труп я забираю с собой. Хочу показать его одному подозреваемому и посмотреть на реакцию. Вдруг выдаст себя.

— Я с тобой, — заявляет японка.

Мы встречаемся взглядами. Подхожу к Аяно и нежно стираю пальцами соляные дорожки с ее щек.

— Тогда никто не должен даже заподозрить, что командир «Красных зорь» лила слезы.

Она кивает на мою кровоточащую руку и сквозной живот.

— Ты обещал это исправить.

Я вдруг морщусь от боли. Раны вспыхивают огнем, но пока терпимо.

— Еще рано, Аяно. Подожди немножко. Обещаю, это ненадолго.

Поднимаю взгляд — а японка опять плачет.

— Тогда я буду с тобой, пока ты не сдержишь обещание, — говорит она твердо.

Рубрика «Легендариум демоника Перуна». Хохмы читателей.

– Что сказал Перун, когда узнал, что Градгроб вернулся?

– Разберемся.

(Автор: Moskil)

— Значит, ты мог действительно умереть? — спрашивает Аяно. Опять она про раны. — Я вся на взводе. Скажи уже как есть. Зачем Целители?

Хмурюсь. Прямо курица-наседка, а не хладнокровный командир боевиков. Японка внешне, вроде бы, спокойно-равнодушная: минималистичная мимика лица, отсутствие лишних нервных движений. Но влажный блеск глаз и громкий голос выдают с головой. Похоже, я переборщил с демонстрациями за день. Аяно потеряла голову. Где я так накосячил, что резко стал ценным? Чудан, это всё из-за тебя, да? Или суши были порченными?

Мы едем в том же седане. За окном простирается непроглядно-темный полог ночного леса. Водитель везет за город, к усадьбе одного небезызвестного генерал-полицмейстера. Чудо-патрон я забрал из длинностоволки, еще парочка «криптонитов» нашлась в разгрузке сожженного стрелка. Тоже прихватил. Как и пушку — закинул в багажник. Пригодится.

На месте бойни мы пробыли полчаса. Дождавшись Имперских мечей, я позволил армейским Целителям подлатать себя. Дырки затянулись, кислота вышла из тела. Специально пытался это делать ближе к камерам магазина за углом. Если кто-то их будет просматривать, то заметит, насколько меня порвали. Это даст ложное предположение о моей слабости.

Я беру Аяно за руку, наши пальцы переплетаются, будто сами собой. Вспоминаю: это же те самые шаловливые пальчики из басика. Крепче сжимаю озорницу с мраморным лицом.