Из коммунарного движа её постепенно выжили. От полиамория она со временем отказалась и стала ярой моногамкой.

После начала военной операции на Украине – Зверева очень быстро сдрейфовала к самому карикатурному ура-патриотизму.

Несмотря на всё это, – «Союз» продолжает поддерживать с ней некоторые деловые отношения. Что ни говори, но Соня всегда содействовала нашей борьбе.

***

Кстати, был как-то в коммуне на Кунцевской такой курьезный случай.

Зашёл я как-то в коммуну вечером. Спрашиваю Соню.

Никто не отвечает.

Захожу на кухню. Вижу: сидят на за столом два в дупель упоротых человека. Один – парень лет двадцати пяти, здоровый такой детина, худой, длинноволосый, в толстых очках в чёрной пластиковой оправе, в темнозелёном худи. Другая – девушка лет двадцати, худая как скелет, на вид килограмм сорок, не больше, волосы коротко подстрижены и покрашены в фиолетовый цвет.

Оба сидят, пялятся в потолок, запрокинув головы. Шары размером с блюдце.

Я смотрю на них минут пять. Они никак не реагируют.

Потом спрашиваю парня: «Ты кто?».

– Я – Бог, – отвечает он, так же глядя в потолок огромными стеклянными глазами.

«Ну, окей», – подумал я.

– А ты? – спросил я девушку.

– Я – лягушка! – серьезно ответила она, глядя в потолок. – Понятно… – протянул и пошёл в комнату Гели.

Потом я узнал, что девушка была не последний человеком в РСД, а парень был известным коммунаром.

Вот такой – наш левый движ. Одни боги да лягушки.

Глава двадцать шестая. Эльза.

– опять поправилась! – испуганно шептала себе под нос стоявшая на стеклянных напольных весах Эльза. – Опять поправилась!

Едва на экранчике высветились цифры веса, ей тут же сильно поплохело. Голова кружилась, в руках начались мелкие покалывания. В такие моменты она теряла ощущение собственного тела. Ноги и руки по-прежнему слушались, но теперь это не ощущалось как своё. Казалось, ты управляешь своим телом извне. В глазах всё поплыло, стали появляться разноцветные круги. Эльза закрыла глаза. Чтобы не упасть, она судорожно схватилась за керамическую раковину.

«Только бы ребята не услышали, – подумала она, задвигая весы в уголок ванной и отпирая защёлку, – я и так уже уйму времени в ванной сижу, всем мешаю. Не хватало мне ещё заорать тут или грохнуться.».

Наконец, она слезла с весов. Голова кружилась. Стоять было трудно.

«За это мама меня не похвалит, – подумала Эльза и всхлипнула. – Что я скажу ей? В жизни всё только хуже делается…».

Эльзе было уже двадцать три года, и она была студентка педагогического вуза. Это была среднего роста, немного упитанная белокожая девушка с огромными и очень грустными голубыми глазами. У неё были длинные светло-русые волосы, почти блондинистые, прямой аккуратный носик, пухлые щёчки. Она был очень застенчивая и сталактитов не смотреть людям в глаза. Возможно, это потому, что сквозь её глаза на окружающих смотрела чудовищная боль. Она знала, что люди стыдятся, когда видят чужую боль, и поэтому старалась не смотреть на них.

У Эльзы была трудная и невесёлая жизнь. Она родилась в маленьком городке. Городок был настолько маленький и настолько убогий, что даже посёлок Пролетарский казался по сравнению с ним роскошной столицей. Да и статус городка у него был больше по привычке, ещё с советских времён. Городок этот был так, хуже деревни. Собственно, ничем этот городок не был знаменит, кроме дурацкого названия и зверств местной полиции. Да, название было впрямь дурацкое. И кому только пришло в голову назвать этот город Пензой?

Говорили, город этот когда-то был очень даже ничего, но потом захирел. Когда развалился Союз, здесь закрылись все предприятия. Сейчас тут давно уже ничего не было. Весь город – одно непонятное скопление бетонных коробок и деревянных бараков. Хрущёвки, построенные здесь бог знает когда, за много лет так обветшало, что жить в них было уже нельзя. Поэтому те, кто мог это себе позволить, перебирались постепенно в убогие новостройки из бетонных блоков. Они были как хрущёвки, но хуже. Те, кто этого позволить не мог, ютились в деревянных бараках и дачных домиках в частном секторе. В центре стояли пустующие хрущобы. Во многих ещё жили люди, но не во всех. Город постепенно пустел и зарастал дикой травой и мелким кустарником. Бывшие промзоны окончательно превратились в пустыре. В центре на каждой улице было минимум два кабака и один сексшоп. Проститутки толпами стояли на въезде в город и на тротуарах широких улиц. В тёмных дворах регулярно кого-то резали. На лавочках там обычно сидели алкаши, под лавочками дремали наркоманы. Под любым кустом в городе можно было найти либо использованный шприц, либо закладку.

Сходить с городе было некуда. Ни театра не было, ни даже ТЦ приличного. Рынок только продуктовый и вещевой. Там же для садоводства всё продавали. Был ещё университет в городе, но он был так, хуже шараги.

Да что там! Что уж говорить, если лучшим зданием в городе была тюрьма. В отличии от других зданий, она была новая, красивая и стояла прямо в центре города. Это было лучшее здание из тех, что построили здесь с того времени, как развалился Союз.

Короче, в городе много пили, много торчали и ничего особо не делали. Делать тут было особо нечего. Политических партий в городе почти не водилось. Было тут захудалое отделение Народного Союза, но они там старались не высовываться. А левых в городе вообще не было. Очень уж в городе свирепствовала полиция. Правда, когда-то давно, лет двадцать назад, действовала там одна одна ни то коммунистическая, ни то анархистская организация. Было их человек двадцать. В одно время они начали рельсы минировать и пару раз даже закидали местный отдел полиции коктейлями Молотова. После этого в городе начали хватать вообще любых леваков, и скоро всех их переловили. Городской централ ломился от леваков. Среди них полицейские отделили двадцать два террориста. Их долго-долго пытали и мучили, и их крики разносились со стороны централа по ночным улицам. Потом должен был состояться суд над преступниками, но за несколько дней до суда все террористы в одну ночь покончили с собой. Говорили, что полицейские убили их. Эту история предпочли замять и забыть. С тех пор в городе и не было никаких леваков. Полицейские помнили о том, как они когда-то разгромили этих леваков, и с тех пор строго следили, чтобы в городе леваков не было. Поэтому их и не было. Были в городе разные праваки, но и они тоже в основном сидели по домам, и ничего не делали. В городе вообще было мало политических. В основном так, уголовники одни: кладмены, торчи, воры, проститутки разные, коты… Нехороший был город.