Шрифт:
Настоящий английский джентльмен – это просто воинствующий маньяк-джингоист!
Вот что такое настоящий английский джентльмен!
– Кажется, я догадываюсь, на что ты намекаешь!.. – произнёс я, скривив ехидную улыбку.
– Я не намекаю, – ответил Миша, – я говорю всё как думаю. Мне скрывать нечего. Я человек благонамеренный.
Знаешь, Марат, мы слишком долго были добренькими. Дальше так продолжаться не может.
Знаешь, проблема нашей школы в том, что она выращивает интеллигентов. Таких вот именно, как на карикатурах изображают, – тощих, чахлых, больных, очкастых…
И эти все очкарики только и рассуждают потом, как им Россию обустроить. И всё они колеблются. Дескать, и так нельзя, и эдак…
И школа у нас это всё культивирует. Сюда и литература наша, и сочинения все эти плаксивые. Образ того-то того-то в произведении автора такого-то.
Бред!
Вот кому нужен Митрофан? Вот скажи мне, кому он нужен? Или стихи все эти дурацкие: о природе, о погоде…
Знаешь, нам давно пора выбросить на помойку весь этот хлам, всю эту так называемую русскую классическую литературу.
Вот на кой чёрт нам сдался Обломов? Нужен он нам по-твоему?
– Не нужен, конечно! – от удовольствия я стукнул ладонью по спинке дивана. – Я вообще считаю, эту книгу надо запретить.
Я так думаю, она дурной пример молодёжи подаёт.
Вот начинается кто-нибудь Гончарова и решит, что всё – тлен, что вокруг происходит меня вообще не касается и вообще буду я всё время на диване лежать.
Но есть ещё другая проблема. Эта книга смущает хороших людей.
Вот приходит человек домой со школы. Ложится на диван отдохнуть маленько. А тут на него со шкафа корешок этой книженции смотрит. Так и лезет в глаза надпись: «Обломов». И вот вроде бы уже и на диване лежать неудобно как-то получается.
Но человек-то он трудящийся, не то, что главный герой романа. Он не Обломов, просто устал немного. Отдохнуть хочется, но в присутствии книги отдыхать неудобно. Мысли дурные всякие в голову лезть начинают.
Короче, смущает меня эта книга, смущает!
И что со всем этим делать, спрашивается?
Вот то-то и оно! Запретить эту книгу надо, чтоб она не плодила лентяев и не смущала честных людей.
– Вот, правильно! – важно потряс распрямленным указательным пал уем правой руки Миша. – Именно про это я сейчас и говорю.
Понимаешь, наша литература не умеет оживлять. Она вся дохлая. У нас там всё плачь да плачь. Слёзы да слёзы. Какие-то маленькие люди там, какие-то неудачники…
Но ты не подумай только, что я сейчас про то, что, мол, если ты мешка золота не скопил, ты неудачник. Нет, я не про это.
Просто у нас в литературе все герои какие-то не такие. Они вечно ёрзают, вечно спешат куда-то, мечутся из стороны в стороны.
Они постоянно думают: «Правильно ли я поступаю? Неправильно ли я поступаю? Может быть, я так поступаю, а может быть, я и не так поступаю? Может быть, надо по-другому поступать вообще? Но слезинка ребёнка – дороже всего на свете!».
Такие книги воспитывают морально нетвёрдых людей.
Знаешь, Марат, я думаю, нам нужна другая литература.
Нам не нужны все эти маленькие люди и трагические герои! Нам не нужны все их трагические сомнения и глубокие переживания!
Нам нужна другая литература! Другая, совсем другая!
Наша литература должна дышать здоровым национальным духом! Это должна быть подлинно патриотическая литература!
Понимаешь, Марат, литература должна быть с кулаками!
Нам нужна мускулистая литература!
Литература борьбы! Нам нужна такая литература, чтобы русский народ её читал и вдохновлялся на новые подвиги и свершения! На новые завоевания!
Миша замолк. С минуту он помолчал, старательно разжёвывая ментоловое драже, а затем спросил: «Вот знаешь, Марат, ты читал Олега Верещагина?».
– Наслышан, – честно ответил я.
– Ты почитай! – с энтузиазмом выпалил Миша. Руки его слегка задрожали от волнения, икры напряглись, он оторвал спину от дивана и, казалось, готов был вскочить с места. – Вот это – настоящая мускулистая литература! Это именно то, что нужно нашему народу!
Ты ведь знаешь, как в этой жизни всё устроено, Марат.
Вот плывут люди на корабле. Тут судно налетело на что-то там.
Вот я тебе говорю: сколько там людей будет, все, кроме русских, спасутся. Другие будут лезть к шлюпкам, расталкивая других руками и ногами. И только русский станет в стороночке и скажет: это, наверное, меня не касается, я вам тут только мешать буду, спасайтесь без меня, товарищи.
И я тебе скажу: его всё равно затопчут! Не заметят даже, как затопчут!
А надо не так! Если ты в такую ситуацию попал, надо к шлюпкам изо всех сил пробираться! Прорываться надо! Ногами и руками прямо, чтоб кости у других трещали!