Так мы с родителями и адвокатами садились и обсуждали наше уголовное дело и то, как нам действовать дальше. Что говорить на суде, о чём умолчать.

Короче, важные вопросы обсуждали.

Часто к нашим ногам приходили ласковые судейские кошки с котятами. Мы кормили их мясом и поили молочком. Они мурлыкали и тёрлись о наши ноги.

Перед заседаниями и после них мы гуляли по окрестным дворам. Это были маленькие, заваленные строительным мусором, напрочь заросшие крапивой и полынью дворики. Я смотрел на мрачные запылённые окна приземистых дворянских и купеческих особнячков девятнадцатого и даже восемнадцатого столетия, заглядывал в тёмные ниши выбитых окон, поднимался по разрушенным, заросшим сорняками ступеням из мягкого камня к сгнившим деревянным дверям, заходил внутрь. Я гулял по пустынным комнатам старых, почти совсем развалившихся домов. Вдыхал там запах сырости, плесени, гнилой древесины и мышиного помёта, слушал скрип старых половиц у себя под ногами и думал…

Да, когда я гулял по этим старым дворам, я вспоминал прошлое. Не своё, разумеется, а этих мест. И картины передо мной вставали всегда ясные, отчётливые.

Вот середина девятнадцатого века. Зимний бал в дворянском особняке. Прекрасные девушки и молодые офицеры кружатся в танце под звуки оркестра.

А вот уже начало двадцатого века. Богатые буржуа зажигают в своём доме новомодную электрическую иллюминацию. Накрытые белоснежными скатертями столы ломятся от яств. Одетые в смешные наряды дети бегут в стоящей в углу нарядной ёлке.

А вот уже тридцатые годы. Тёплой и тёмной майской ночью со зловещим тарахтением мотора к старому дому подъезжает чёрный воронок. Крепкие с коротко стриженными круглыми головами, в сапогах и галифе, в фуражках и портупеях вваливаются в чужой дом, а затем выводят оттуда избитого сгорбленного человека в нижнем белье. На пороге дома рыдает одетая ни то в халат, ни то в ночную рубашку жена. Мужа её заталкивают в автомобиль. Со всё тем же зловещим грохотом машина удаляется в сторону Лубянки.

А вот уже восьмидесятые годы. Солнечное летнее утро. Через чердачное окно солнечный свет льётся в мрачную комнату с низкими потолками. Молодая девушка в цветастой майке и шортах стоит на карачках и пытается достать что-то из огромной горы всякого хлама. Рядом с ней в гордой позе стоит загорелый пионер в синих шортах и белой рубашке с короткими рукавами. Шорты плотно обтягивают его мясистые ягодицы. Ноги у него накачанные, крепкие. Мышцы на них покрыты слоем нежного, совсем недавно отъеденного жирка. Загорелая кожа на его ляжках блестит и переливается в мягком солнечном свете июльского утра.

Громко скрипя половицами, по узенькой дощатой лестнице на чердак поднимается закутанная в плед бабушка. В руках к неё поднос. На нём – тарелка с бутербродами, мисочка с баранками и конфетами, гранёные стаканы в железных подстаканниках, до краёв наполненные горячим душистым чаем с липовым мёдом.

Эта бабушка – постаревшая жена арестованного. Эти дети – его внуки.

Такие картины вызывали в моей голове эти замечательные старые дворики, эти древние, давно заброшенные заброшенные домишки.

После прогулки мы шли в суд и сидели там на заседаниях.

Толстый, заплывший жиром прокурор заикаясь от ужаса читал материалы уголовного дела.

В зале суда было томительно жарко и неимоверно душно. Особенно жарко и особенно душно было толстому прокурору. Это объяснялось совсем не только его полнотой и отнюдь не только духотой в зале.

Со страшным заиканием толстяк читал всё эти дурацкие материалы уголовного дела: про террористическую организацию в тысячу человек, про автобазу в Нижегородской области, про сотрудничеству с пятью развелками мира и мои магические способности. Когда прокурор листал страницы уголовного дела, руки его дрожали как при алкогольном треморе.

Судьи сидели с каменными лицами и спокойно слушали весь тот бред, что зачитывал прокурор.

Из свидетелей вызвали только Сысоева и Алису Орлову.

Сысоев мямлил и ничего толком сказать не смог. Орлова сначала начала отрекаться, но в конце концов подтвердила свои показания.

Один раз к суду пришёл Виталий (он же Георгий)

Артамонов. Поддержать меня пришёл. К сожалению, паспорта он не захватил, а потому в зал его не пустили.

Журналистов и прочих общественников не было вовсе.

Когда последнее из заседаний кончилось, жирдяй зачитал обвинение: прокуратура потребовала для полгода в колонии общего режима.

Судьи удалились минут на тридцать. Затем они пришли и Главный из них зачитал приговор: тридцать тысяч рублей штрафа.

Мы с родителями и адвокатами вышли из зала суда. На часах было 17:44. Воздух был душный, горячий, в нём пахло приближающейся грозой. Небо было затянуто тучами. Всюду царил чарующий и милый сердцу полумрак, предшествующий хорошему июльскому ливню.

Мы сели в машину. За окном начал накрапывать мелкий дождь.

На следующий день отец съездил в «Сбербанк» и оплатил штраф.

Впервые за долгое время можно было вздохнуть спокойно.

Через несколько дней отец представил меня одному из своих знакомых земельных брокеров. Он отвёл меня в роскошный офис на Николоямская улице. Там меня встретил отцовский друг – Денис Артамонов. Он поговорил со мной да и принял меня на работу.

Работа была тяжёлая. Связана она была с велением баз данных и финансовой отчётности.