Однако же они совершенно позабыли, что в мире есть и другие люди.

У этих людей есть вполне конкретное мнение хотя бы по некоторым вопросам. Они относятся к большинству вещей вполне серьёзно и не понимают постмодернистского юмора.

И эти люди живут не только на Ближнем Востоке или в Латинской Америке.

Такие встречаются и у нас. Даже в Москве они есть. И даже в Москве их довольно много.

Отравленное цинизмом общество таким людям противостоять не может. И поэтому оно позорно капитулирует.

Помню, однажды я спросил у Аввакумовой: в чём секрет сногсшибательного успеха всей их рабовладельческой корпорации?

Юлька посмотрела на меня уставшими, немного недовольными глазами. Затем она перевела взгляд чуть в сторону и немного улыбнулась. Не знаю точно, чему или кому. Потом она снова повернулась ко мне и, наконец, произнесла: «Если бы общество относилось к нам серьёзно, – не вышло бы нихуя!».

Вернёмся же теперь к делу.

Всё то, что мне сказала тогда Юлька, – это никакой не манямир.

Я уже говорил, что это слово мне не нравится. Не нравится оно мне потому, что оно искажает суть дела.

Вот перед нами человек, который хочет возродить рабство и сословные привилегии.

Разумеется, всё это ни капельки не смешно. Это страшно.

Но вот какой-нибудь пошляк скажет: «А, манямир!». И серьёзное дело тут же обратится в шутку.

Дескать, подумаешь, кто там о чём мечтает. В этом ничего опасного нет. Это не страшно, а смешно.

И пошляки смеются.

А потом те, над кем они смеялись, начинают воплощать свои идеи в жизнь. Рано или поздно это приводит к человеческим жертвам.

И что же делают пошляки, когда в конечном итоге случается трагедия?

Пожимают плечами, разумеется!

Мы, дескать, ни при чём! Мы и не знали-то толком! Думали – манямир, а оказалось…

Нам давно уже пора признать, что всякий манямир – это опасное антиобщественное явление.

Знаете, это страшно: осознавать, что в нашем обществе живет огромное количество людей, у которых в голове – злобный мракобесный бред.

Когда таких людей много, – они начинают влиять на жизнь всего общества. Примеров тому мы видели уже достаточно. Достаточно будет вспомнить конспирологов всех мастей и особенно тех из них, кто противится вакцинации. Вред от этих гадов огромен.

На этом, конечно, проблемы не заканчиваются.

Следует помнить, что любой так называемый манямир остаётся таковым лишь до того момента, пока у его носителя не появляется в руках оружие.

А ведь Юлька-то с оружием никогда не расставалась…

И всё, что было ей в тот вечер сказано, – было сказано вполне серьёзно.

Да, Юлька всегда отличилась жёсткостью и прямотой суждений. Это Солнцева любила нанизывать одну на другую всякие риторические красивости, придавая своим суждениям (подчас совершенно чудовищным) более-менее удобную для восприятия форму. Юлька же просто направляла на собеседника клокочущий мутный поток своего сознания. Она говорила всё именно так, как думала. И это было прекрасно.

Впрочем, даже высказанная Аввакумовой программа оказалась недостаточно радикальной для наших господ и рабов первой категории.

Да и была ли это программа?

Скорее всего нет. Юлька сама не считала эту речь программной. Скорее уж это были её собственные мысли вслух. Однако же мысли весьма характерные для того общественного слоя, к которому их носительница принадлежала…

Впрочем, и тут всё было несколько сложнее.

Конечно, после того проведённого с Юлькой вечера я целую неделю пытался прийти в себя, – до такой степени высказанные Юлькой идеи и конкретные предложения поразили меня своей дикостью. Честно говоря, всё никак не мог примириться с мыслью, что Аввакумова это говорила всерьёз.

Вскоре, однако, это странное ощущение полной ошарашенности стало ослабевать, а затем и вовсе прошло. Наверное, прошло бы ещё совсем немного времени, и я бы окончательно свыкся с мыслью о том, что моя одноклассница… Честно говоря, даже не знаю, как её и назвать-то толком.

Короче, я почти уже примирился с тем, что Юлька придерживается таких вот необычных политических взглядов. Очень правых взглядов.

И вот тут-то в моей жизни состоялся ещё один разговор.

Этот последний разорвал мне мозг окончательно.

Да, не спорю: юлькина речь привела меня в состояние шока и тихого ужаса. Но вот последующая беседа со Светой Солнцевой заставила меня пережить нечто куда более серьёзное.

А произошло всё это таким образом.

С того момента, как я выслушал юлькину речь, прошёл месяц. Июль закончился. Начался август.

В один из августовских дней я зашёл домой к Свете Солнцевой. Зашёл, разумеется, по тому же делу, по которому за месяц до этого заходил к Аввакумовой.

Так вот, пришёл я домой к Солнцевой.