Она вцепилась в меня так, что я не мог пошевелиться.

У Барнаш были толстые белые руки. Они не производили особого впечатления.

Но какая же огромная сила была заключена в этих руках!

Помню, когда Барнаш училась в седьмом классе, у неё появился парень. Соне тогда было четырнадцать лет. Парню – двадцать шесть.

Впрочем, парнем я этого человека называю только потому, что так его называла Соня.

А так-то это был натуральный русский мужик!

Суровый такой, – рост метр девяносто, вес больше ста килограммов. Короче, вы поняли.

Их отношения развивались стремительно и закончились внезапно.

Просто в один прекрасный день Соня сломала своему парню руку прямо во время близости.

Многие тогда не могли понять, как она это сделала.

А вот я сразу всё понял. К тому времени я уже имел некоторый опыт сексуальных контактов с Барнаш. А потому я прекрасно знал, что эта девушка очень любит хватать партнёра за руки и за ноги. Притом не просто хватать, но хватать со всей своей нечеловеческой силой.

Видимо, в тот раз она очень увлеклась и в пылу страсти сломала парню руку.

Говорят, он тогда плакал.

То ли от боли, то ли от обиды, то ли от того и другого сразу.

Да, в постели Соня была яростной и грубой, но при этом эмоционально холодной и абсолютно бесчувственной. Как животное.

Она была похожа огромную кошку, – пантеру или тигрицу, – безжалостно разрывающую свою добычу.

В роли добычи был партнёр.

Во всём этом, конечно, не было ни намёка на любовь.

Для Барнаш секс был простым физиологическим процессом. Эмоциональной составляющей она в нём вообще не находила.

Эта девушка никого и никогда не любила.

Однако вернёмся к делу.

Когда мы закончили, нам страшно захотелось есть.

Мы поднялись, заправили постель, а потом пошли на кухню.

Я сразу сел за стол. Соня начала рыться в холодильнике.

Только сейчас я заметил, что на кухонном столе стоит советский будильник тридцатых годов.

Я читал, что эти будильники звонили до того громко, что люди помещали их кухню, чтобы с утра пораньше не оглохнуть. Видимо, это было правдой.

Соня достала из холодильника целую кучу шоколадок, взяла из шкафа большую тарелку, села за стол прямо напротив меня и тут же начала лопать.

С огромным удовольствием я смотрел на круглое бледное личико Сони.

Эта девушка всегда смотрелась милой, но когда она начинала довольно лопать, то смотрелась милой вдвойне.

И тут мне опять стало страшно.

Я опять внезапно заметил то, чего не замечал раньше.

Прямо напротив обеденного стола на стене висела помещённая в плохонькую рамочку небольшая репродукция картины «Плачущий мальчик».

На сей раз я решил не спрашивать Соню про то, зачем она повесила эту жуть именно сюда.

Впрочем, на сей раз Барнаш сама заметила, что я пристально пялюсь на стену. Она тоже посмотрела в ту сторону, чтобы понять, что так привлекло моё внимание.

– Хорошая картинка, верно? – задумчиво и надменно сказала девушка. – У меня от неё аппетит так и разыгрывается… Я просто обычно на том стуле, где ты сейчас сидишь, сижу. Смотрю во время еды на неё…

Соня продолжила жевать. Я тоже взял шоколадку и начал грызть.

Некоторое время мы сидели молча. Просто сидели и жрали.

– Люди в наше время стали злонравны, – как бы между делом сказал я.

– Что правда, то правда, – кивнула головой Соня. – Нынче все уже позабыли про то, что значит быть настоящим человек. Ну, не все, конечно, но почти все. Бегут вечно, торопятся куда-то, ноженьки волочат…

– Про тебя в школе много всего говорят, – опять как бы невзначай сказал я.

– Всё это правда, – тут же перебила меня Барнаш, – так что расслабься.

– Как же мне расслабиться? – недоуменно спросил я.

– А не надо думать, как, – спокойно произнесла девушка. – Расслабься просто, и всё…

– Соня, – обратился я, – скажи, это правда, что ты убила своего отца?

– Нет, – ответила собеседница. – Я его не убивала, – тут она сделала паузу, тяжело вздохнула, а потом продолжила. – Его убила моя мама, для отца – жена. Он тогда пьяный, гнида, пришёл. Руки стал распускать. Она схватила кухонный нож – да и дынс его, дынс! Прямо на пороге кухни она его пару раз этим ножом кольнула. Он в дверном проходе лёжа умер. Вот прямо здесь, – тут она показала рукой на свободное пространство пола перед холодильником, как раз возле ведущей в кухню двери. – Я только тело ей расчленить помогла и вынести. В мешках для мусора мы его выносили. Огромные такие мншкм, чёрные. Это непросто было. Мне тогда шесть лет было.