— Ты не снимала линзы? — Из настойчивости Дениса можно было бы сварганить настойку, самую крепкую, терпкую!

— Нет. — Отвечаю на выдохе. — Я бы не смогла сейчас так свободно читать с монитора.

— У тебя зрение начало портиться после того случая?

— Фактически… Да, наверное, да. Но это рано или поздно всё равно произошло бы. — Поднимаю глаза на Дениса, вижу его серьёзный взгляд. — У меня у отца была близорукость, мне тоже передалось. Тот случай просто стал спусковым крючком, не более.

Встаю из-за стола, чтобы подлить себе кипятка в уже остывший в чашке чай, краем глаза замечаю, с каким облегчением Денис откидывается на спинку стула и как расслабляются его скрещенные на груди руки.

— Надо было тебе только одну коробку отдать, другую оставить на запас.

Я посмотрела через плечо на Дениса. Всё-таки он невероятный!

— А зачем ты мне их вообще дал? Ещё и бесцветные…

— Чтобы ты перестала прятать свой настоящий цвет.

— Э-это не из-за Оли! — Теперь обернулась всем телом. На память сразу пришла та оговорка Инги в общей беседе класса. Они ведь все реально могут думать, что я так скрываю наше «родство».

— А почему? — Наклонил голову набок, взгляд из серьезно стал каким-то внимательно-зазывающим, бросающим вызов.

— Просто выбрала мамин цвет. Всё, никаких других «аллюзий»! — Отвечаю, немного подумав, тщательно взвешивая все слова, вдруг потом они смогут быть истолкованы как-то не так.

С чаем возвращаюсь к ноутбуку.

— Напиши родителям, чтобы тебе привезли линзы.

— Не хочу. Пусть остаётся так. — Каждое упоминание о родителях отзывалось неприятным сердцебиением, суетливым, нервозным.

— Ты опять себя жалеешь.

Такое простое и прохладное дополнение, как констатация факта, у меня возникло желание оспорить или оправдаться, а то и всё вместе.

— И в чём тут жалость? — Рассердившись на всё и сразу, немного жестко выпалила я.

— Почему ты не хочешь встретиться с родителями? Почему ты маме не позвонила, а отправила какую-то куцую смску?

Складка между бровей пролегла у меня, наверное, ещё больше и глубже. Я сердилась и злилась, что разговор наш с оборзевшего изверга свернул на мои отношения с родителями, что вообще то хрупкое и невесомое, которое возникло в темноте и тишине, так бездарно рушится из-за нелепого разногласия.

— Потому что жалею себя, не хочу видеть их, слышать. Потому что опять будут смотреть на меня, как на потрескавшуюся вазу, которая когда-то была нормальной и не доставляла хлопот своей болезненностью. Жалею себя! Всё, доволен?

— Как ты думаешь, почему твои родители, которые даже к Маше с ночевкой не отпустили, вдруг ничего не сказали против нашей ночи?

Я непроизвольно прищурилась. Всё настолько просто, почему заставляет меня это озвучивать? Или к чему он клонит?

— Боятся, что я порежу себе второе запястье!

— Они доверились тебе.

— Выключи, пожалуйста, психолога. Мои родители просто пожалели себя. Мир вообще весь соткан из жалости к себе, потому что человек никогда никого не поймет и не почувствует так, как себя. Это естественно. Я жалею себя, они — себя, на этом и остановимся!

— Тогда зачем мы будем кого-то изобличать, искать правду? Кому она нужна? Ты её знаешь и хорошо.

— К чему ты клонишь? — Спрашиваю уже прямо, потому что совсем не понимаю, чего Денис от меня ждёт.

— Я хочу вывести новенького на чистую воду, потому что они с братцем давно пытаются меня взломать, отследить. И правда мне нужна, чтобы понять, откуда эта ненависть лично ко мне. А тебе, Мия, тебе для чего нужна правда?

— Чтобы доказать родителям, что я не сумасшедшая! Чтобы меня не попрекали тем, что не позволили поставить на учёт!

На моих последних словах Денис нахмурился, едва заметно, складки потом вмиг расправились. Но мы уже не в полутьме, я могу уловить такие перемены. И улавливаю.

— Удивлён? — Понимающе хмыкаю я, получается даже как-то высокомерно, но мне не жаль этой эмоции. — «Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».

— Надеюсь, после всего этого в нас останется хоть что-нибудь человеческое. — Задумчиво произносит Денис, глядя сквозь меня.

С минуту мы молчим, мой чай снова остывает, чувствую прохладу чашки.

— Я не хочу мстить, я хочу доказать, что они были неправы. — Зачем-то говорю шёпотом, наверное, поэтому звучит больше как оправдание.