Шрифт:
– Володя, я не хочу выходить замуж, не хочу расставаться с Превернином, не хочу жить в Петербурге, к тому же… к тому же, мне кажется, что я не люблю Сергея Павловича…
– Кажется? Или не любишь?
– Не люблю! – она отошла к окну.
– А ну, посмотри на меня, – Владимир повернул сестру за хрупкие плечи. – Ты влюблена в другого?
Она молчала.
– Кто он?
Где-то на дворе залаяли собаки – предоставили повод отвести взгляд в окно. Крестьянские ребятишки, одетые в холстинки, мальчишка и девчонка, босиком, тащили из лесу корзину с черникой для праздничного стола.
– Ни в кого я не влюблена…
– О ком же страдает сестрица? – Владимир заглядывал ей в лицо. – Попробую угадать… Константин Добровский?
– Вовсе нет.
– Тогда, быть может, Матвей Бакшеев? – его лукавые глаза прищурились.
– Ну что ты, Володя! Конечно же нет!
– Ах… Ну как же я не догадался?.. Граф Будрейский!
– Тише!
– Я прав? Да? Да-а-а!..
– Володя, не говори такого! Как я могу любить?.. Не думай!
– Кстати. Мне удалось раздобыть в Петербурге.., – Владимир загадочно улыбнулся и, как фокусник, достал из кармана полосатых панталон книжку в мягком сером переплёте. Сборник стихов Арсения Будрейского! Евдокия потянулась за книгой – но рука брата взмыла над её головой.
– Володя!..
Сборник юркнул к нему за спину.
– Володя, прошу тебя, отдай мне!.. Володя! Ради Бога…
– Сперва скажи мне. Ты влюблена в Будрейского?
– А ежели я скажу, что да, ты отдашь мне книжку?
Серый переплёт водворился к ней в руки. На нём чернели тиснёные буквы: фамилия автора и название сборника «Curriculum vitae» 12 .
– Сестрица! Quelle tuile! 13 Вы выходите замуж и влюблены в другого! – воскликнул Владимир голосом придворного шута. И получил сборником по плечу.
12
«Поприще жизни» (лат.)
13
Какой пассаж! (фр.)
За окном скрипнула дверь господской бани. Лязгнуло медное ведро, вода всплеснулась.
Едва шаги брата утихли в коридоре, Евдокия подошла к окну, открыла страницу наугад. Тёплый луч летнего полдня высветлил древесные шероховатости бумаги. И мягкий голос Арсения зазвучал в рифмованных строчках:
Я тебя не забуду, прости,
Если что-то случится в дороге,
Ты меня не забудешь, но жди
У ворот одинокие дроги.
Ухожу в мир роскошных затей,
Чтобы стать навсегда одиноким,
Может быть, из безумных идей
Верен буду я очень немногим.
Может быть, долгожданный закат
Омрачится несносной печалью, –
Не гаси ни одной из лампад
И не прячься под черной вуалью.
Я храню поцелуй на щеке,
Не забудешь ты взгляд мой прощальный,
И в именье родном, вдалеке,
Ты не будешь такою печальной.
Евдокия опустилась на колени рядом со своей кушеткой, прислонилась к белой колонне и положила книгу перед собой. Закрыла лицо руками, надавила на веки бугорками ладоней – и в узорах темноты проявилось его лицо. Страшно затрепетало сердце. Почему? «Под чёрной вуалью…» Это о женщине. «Поцелуй на щеке…» «Я тебя не забуду…» Не забуду… «Глупая я глупая – не о том надо думать! – Евдокия потёрла щёки, изгоняя жар. – «Из безумных идей верен буду…» Верен… Эти стихи о силе духа и… печали. Чьей печали?..»
Печаль, одинокие дроги…
Дедушка!..
Она закусила губу до слёз – и швырнула книгу об пол. «Дедушка-а, прости-и!»
Поплакала – стало легче. Книга так и лежала на полу под ножкой канделябра. Одиноко. Одинокие – дроги…
Ухожу в мир роскошных затей,
Чтобы стать навсегда одиноким…
Навсегда – одиноким…
Боже, да чем же он виноват? Евдокия подползла к книге, подняла. Прижала к груди – и прошептала ей «прости».
Глава VI
В день Святой Ольги в гостиной дома Превернинских всё утро возились слуги.
– Палашка, не скобли диваном! – кричал дворовый Никитка. – Паркет поцарапаешь! Чё те говорю – выше подымай!
– Дык, тижало ведь!..
Кухарка Степанида ругала девок-помощниц на кухне. Пахло взбитой сладкой сметаной, дрожжами, рассолом и чем-то подгорелым.
К вечеру в зале образовался длинный стол под розовой скатертью; и стулья, стулья, стулья…
– Позвольте к вам, папенька, – Евдокия стояла на пороге родительской комнаты. В белом шёлковом платье, вышитом цветами по подолу. С бантом из тёмных волос на макушке и маргаритками в кудрях над висками.
– Что тебе, Дуня? – Фёдор Николаевич душил седые виски из зелёного гранёного флакончика перед настенным зеркалом.
– Я хотела просить вас, папенька. Не говорите никому покамест о моей помолвке. И скажите о том Сергею Павловичу.
Запахло фиалковым спиртом. Фёдор Николаевич взглянул в окно:
– Вот и Дрёмин приехал… Так поди и попроси сама своего будущего мужа.
– Я… боюсь обращаться к нему…
– Боишься? Это хорошо. Покорной женой будешь. Как твоя маменька. Когда так, скажу сам.