Лечебница, в которой заботились о детях Элли, располагалась именно здесь. Сначала казалось, что она достаточно далеко от границ, но одичавшие дошли до этого места быстрее, чем воины. Многие лекари погибли, спасая людей. Элли тоже.

— Мы даже тело её не смогли найти, чтобы похоронить. Только медальон с бабочками. Её любимый, с которым она никогда не расставалась. Его и вернули домой, чтобы хоть что-то положить в могилу на семейном кладбище. Ни о какой лояльности к магам я теперь не могу говорить, но брат всё ещё пытается унять гнев церкви. Совершенно справедливый гнев, как видите! — гневно воскликнула Фрейя, сдержав порыв вскочить на ноги. — От магов слишком много бед. Потерь. Даже самые безумные из людей не способны принести столько разрушений за такое короткое время.

За восемь лет удалось достичь относительного мира. Древние ещё не были побеждены окончательно, но их удалось изгнать в пустоши. Теперь древних старались находить по одному, чтобы был шанс уничтожить. Церковь с каждым годом всё сильнее настаивала на необходимости устроить охоту на магов, но король — уже новый, брат Фрейи — пока находил способы не поддаваться. То, что его жена — ведьма, делало ситуацию ещё более шаткой.

— Этот мир не продлится долго. Лет пять, не больше. Церковь точно найдёт способ образумить брата. Мы должны избавить Валлерал от магов. Я должна отомстить за Элли.

— Вы бы хотели, чтобы она осталась дома? Не приезжала сюда? — вдруг спросил Хенбетестир. Фрейя посмотрела на него с непониманием и отрицательно качнула головой.

— Может быть, но это не совсем то, чего я желаю. Моё желание не должно идти наперекор её. Поэтому… Я бы хотела защитить Элеонору. Если бы я была здесь, я бы стала её щитом. Тогда она смогла бы вернуться. И, на самом деле, не только здесь… Будь такая возможность, я бы всегда защищала её. Перестала бы бороться с теми упрямцами, которых оказывается на моём пути всё больше, по мере того, как я перевожу армию под своё начало. Если бы так я могла защитить самых близких людей, это бы того стоило. Но… — Фрейя посмотрела наверх. Кажется, она пыталась сдержать слёзы. — Но Элли умерла. Мне остаётся только идти к своей цели. И когда брат изменит решение, я обязательно помогу расправиться с магами.

Хенбетестир ещё раз присмотрелся к Фрейе. Он мог бы сказать, что уничтожение магов совсем не порадует покойную сестру, что судьба ещё может дать шанс, пусть и не в этой жизни, встретиться вновь и стать защитником для столь дорогого сердцу человека. Мог бы, но, во-первых, в перерождениях были уверены в первую очередь маги, поэтому так он раскроет себя, во-вторых, какие у него шансы переубедить женщину-военачальника в патриархальной стране? Она была слишком тверда в своих убеждениях. Вместо этого Хенбетестир ещё немного расспросил о том, что на данный момент отделяет Фрейю от должности главнокомандующего, а она охотно рассказала.

Вскоре они разошлись, чтобы больше не пересечься. Фрейя снова вернулась на поле боя в конце лета, в годовщину смерти Элеоноры. Привычно опустившись перед могильным камнем, она с удивлением обнаружила рядом осколок. Голос разума опоздал лишь на мгновение, которого хватило, чтобы дотронуться до бледного камня. И тот исчез, оставив лишь короткий угол в сердце.

«Показалось? — растерянно подумала Фрейя. — Тут и не такое привидеться может».

***

Фрейя дёрнулась так резко, что чуть не свалилась с кровати. Как она могла поддаться сну? Не стала ли эта слабость роковой? Фрейя посмотрела на Нору и выдохнула с облегчением — та всё ещё спокойно спала, была в полном порядке.

«И будет. Пока я жива, я буду делать то, что не смогла тогда. Я буду защищать тебя. Даже ценой своей жизни».

На душе у Элеоноры было очень тяжело и неспокойно. Когда Исаак рассказал правду, когда Фрейя накричала на Мастера, Нора вспомнила нечаянно подслушанный разговор, о котором пообещала никому не рассказывать. Тогда она ещё несколько дней задалась вопросом, почему они обсуждали ведьму так, словно больше остальных знали, кто она и чего от неё ждать. Теперь поняла.

Страх и сомнения вгрызлись в сердце. Правильно ли она поступила, что сдержала обещание? Стала ли она из-за этого сообщницей, невольным хранителем мучительной тайны? А стало бы лучше, если бы рассказала? Помогло бы это спасти хоть кого-то? Жаль, так жаль, что в жизни нельзя отмотать время назад, посмотреть альтернативный вариант развития событий и выбрать лучший. Но если такого варианта нет? Если решающий выбор был сделан так давно, что до него уже не домотаешь?

Хотелось кричать, но горло сдавливали рыдания, не давая даже ровно дышать. Не только сомнения о верности собственных поступков легли на душу могильной плитой. Неправда, что силы хранителей совсем не действовали на ведьму — они только навредить не могли. В момент той короткой встрече в комнате у осколка Элеоноры случился энергетический всплеск, и она невероятно сильно ощутила чужую боль. Это продлилось лишь несколько мгновений, но поглощённое потрясло, поразило так сильно, что Элеонора потеряла связь с реальностью до того момента, как проснулась после снотворного.

Несомненно, хранителям стало плохо из-за потери друзей, но их чувства не могли ударить с такой силой. В те мгновения Элеонора узнала, какой многовековой груз был на душе у Мастера и Ингрид. Даже если сейчас они что-то не чувствовали, что-то забыли, даже если время притупило боль, создав иллюзию, что раны превратились в шрамы, прошлое продолжало терзать душу, не выпуская из холодной, тёмной и липкой пучины. Да, Элеонора не могла не сочувствовать. Ни тому, кого годы сделали безразличным к судьбе хранителей, ни убийце, которая намерена довести дело до конца.