– Все просто: я хочу, чтобы ты кое о чем умолчала, точнее кое о ком… Взамен, я не расскажу Ведьмам о том, что в замке в день пропажи Блэка находился твой… возлюбленный. И что вы натворили после. – чуть морщусь, произнося это.

Когда она осознает, что я могу подставить Лео, глаза Бессмертной вспыхивают, во взгляде читается ужас, и я понимаю: он ее слабое место. Может быть, всю эту сложную игру, в которой главным призом было бессмертие и власть, Саванна затеяла ради него? «Навеки вместе…» Что ж, мне по большому счету плевать. Единственное чего хочу я – это спасти Аврору и больше того: если Саванна и Лео уберутся подальше от Византии, мне это будет на руку.

– Я так понимаю, мы говорим об… Авроре. – теперь морщится она. – Интересный выбор, для такого как ты.

– Мы с тобой не о предпочтениях друг друга должны трепаться, я хочу, чтобы ты не сдавала Аврору Ведьмам, в обмен я промолчу о Лео, и вы сможете жить с ним долго и счастливо… Где-нибудь далеко-далеко. – не могу сдержать победоносную улыбку.

– Хорошо. Особого выбора у меня нет, так что твоя взяла! – соглашается Бессмертная и выходит из лифта. – Но ты ведь не думаешь, что Ведьмы так просто оставят в покое крохотную семейку нашей обожаемой Авроры? Я буду молчать, как и обещала, но это не означает, что они пощадят семейство Райс.

Саванна цокает каблучками по направлению к своему мобилю. На мгновение оборачивается и произносит самым сладостным голосом, каким только могут говорить прекраснейшие из женщин:

– А мы с тобой неожиданный дуэт. Я бы сказала… интригующий.

И она уходит, но мое чутье, – которое, к слову, ни разу меня не подводило подсказывает, – мы еще встретимся.

Я стою в ожидании такси-мобиля, когда мой многофункциональный браслет начинает беспокойно вибрировать. Входящий вызов от Джеймса, отца Авроры. Я нажимаю на подтверждение и прикладываю запястье к уху. Этот вызов без голографического изображения.

– Парис… Все плохо. Все очень и очень плохо. Аврора в реанимации, она пыталась покончить с собой… Спеши… если хочешь попрощаться с ней… В последний раз.

Стою и смотрю на нее. Маленькая, бледная посреди огромной белоснежной койки. Она подключена к аппарату жизнеобеспечения, хотя Джеймс сказал, что вскоре его отключат, Аврора может дышать самостоятельно. В растерянности несколько минут смотрю на то, как мирно поднимается и опускается ее грудная клетка. Вот, она же дышит! Но доктора уверяют: ее мозг мертв, она превратилась в куклу из мяса и крови, Авроры здесь больше нет…

Мне позволили побыть с ней наедине минут десять, а я нахожусь в ее палате уже около получаса, но никто не приходит чтобы выставить меня, Джеймс, да и персонал прекрасно понимают: для этой забывшейся вечным сном девушки время остановилось. Она может лежать в этой кровати хоть десять лет, пока не атрофируются дыхательные мышцы, и Аврора не задохнется. Ужасно думать об этом вот так, стоя напротив нее и наблюдая.

Нужно бы уходить, в последний раз прикоснутся к таким желанным, еще теплым губам, произнести слова прощания над ухом той, кто, увы, не может услышать. Выйти за дверь и навсегда смериться с тем, что Аврора простилась с жизнью.

Но я не могу сделать этого!

Не потому, что я считаю себя обязанным ей, из-за своих чувств, и не из-за всей этой ванильной ерунды! Я не какой-то там придурковатый прекрасный принц, со слащавыми клятвами вечной любви и розовой пеленой перед глазами, нет! Просто я чувствую, что не должен сдаваться как ее друг, не должен переставать верить в нее, даже когда она сама перестала. От нее отвернулись практически все, даже пучеглазый в которого она верила больше, чем в себя. Поэтому я должен быть сильным за нас обоих!

Что я могу сделать для тебя Аврора? Что я могу?

Спрашиваю себя, глядя на нее. Есть ли хоть какая-то возможность вернуть ее или приблизить к нормальному состоянию? Мои глаза говорят мне: Парис, присмотрись, в этой девушке больше нет жизни, смотри внимательно, осталось одна физическая оболочка. Аврора ушла навсегда. Но сердце мое колотится так сильно, пробуждая гнев, оно говорит мне, кричит, разрывая мозг: что ты можешь сделать для нее? Подумай! Если ты сдашься сейчас, тогда точно потеряешь навсегда!

А если она не сдалась? Если крошечная частичка сознания борется за естественный выбор человека – жить!? Иногда доктора ошибаются по-крупному… мы никогда не умираем до конца, душа стремится к бессмертию.

– Джеймс, Джеймс! – кричу я.

Старик испуганно врывается в палату и выпученными глазами смотрит то на дочь, то на меня.

– С ней… она жива?

– Если это можно назвать жизнью, то да, Аврора дышит.

Джеймс устало выдыхает и подходит ко мне. И это кажется мне таким естественным; я и он, переживающие за нее в равной степени, и полностью беспомощные. Думаю, я всегда знал, что Джеймс Райс хочет видеть меня со своей дочерью, как бы самоуверенно не прозвучало. Мы похожи в своей самоотверженной преданности Авроре.