И выпали глаза у бабуси.

Всё изменилось, когда высшая волшебница Кривой башни потеряла в бою всех своих сыновей и дочерей. Материнское сердце раскололось от боли и изрыгнуло на белый свет такое проклятие, что содрогнулись даже обезумевшие чернобуки, а почти безобидные гарпии превратились в жутких страшилищ.

Кое-кто из особо ретивых, но не слишком умных чародеев даже предлагал снести все похожие на них статуи в Дырявой башне. А скорые на руку, но медленные умом откололи у одной из каменных гарпий, что украшала почтовый ярус, голову и отбили одно крыло. Вступился высший маг. Он строго-настрого запретил уничтожать волшебное наследие, каким бы оно ни было. Ведь надо помнить не только хорошее, но и плохое, хотя бы для того, чтобы не повторять собственных ошибок.

Арий недоумённо моргал и крутил головой. Как только цилиндр заглушил чарующие звуки, их притягательная сила растворилась в воздухе.

– Ты что, меня спасла? – вскрикнул он, но не услышал собственного вопроса. – Что думаешь, я буду благодарен? Нет? А я буду! Начну тебя разравнивать и чистить. Хочешь, даже поглажу?

Цилиндр передёрнуло.

– Ну, как хочешь, – обиделся Синдибум, к нему уже возвращались мерзкие мысли, навеянные Злыстной стороной. – Ты же для себя старалась, верно?

Шляпа чуть согнулась.

– Так чего я тогда распинаюсь? – разозлился Арий. – Открывай глаза, пока фермер прячется, полетим брюкву воровать.

Он хищно улыбнулся, а цилиндр сполз на затылок.

Ухватившись за углы ковра-самолёта, Синдибум вынырнул из-под телеги и полетел к дальнему краю огорода. У средних ярусов башни кружили гарпии, но он не оглядывался. Не время для сомнений, пора ловить удачный момент. Спрыгнув, он обшарил ближайшие грядки, небрежно сбивая ногами патиссоны. Вот же гадость. А вкус, как у гнилых поганок. Другое дело артишок! Синдибум отломил соцветие и, пережевав, выплюнул. Не созрел ещё.

Цилиндр защищал от завораживающей мелодии, но Арий невольно поглядывал на хор гарпий в вышине. Они вились у жилых ярусов, то чуть спускались к лавкам, то снова поднимались ближе к залу Советов.

Встряхнув головой, он разыскал брюкву и, вырывая за ботву, начал закидывать на парящий за спиной ковёр-самолёт. Разлетались комья земли, но Синдибум только улыбался. Будет тебе, композитор, новая расцветка, помоднее мокрой ежевики. Грязно-вонючий беж – хит сезона!

Надёргав приличную горку брюквы, Арий начертил каблуком между грядок срамное слово и, ухмыляясь, запрыгнул на ковёр-самолёт. Гарпии уже поднимались в небо, чтобы вернуться в свои лесные гнёзда, и он тоже решил свалить, пока цел. Если фермер прочухается, пощады не будет.

– Лезь повыше! – рявкнул он на шляпу. – У меня от тишины уже голова кружится.

Цилиндр закрутился, послушно вскарабкавшись на макушку. На уши набросился скрип чугунных колёс, шум деревьев и душераздирающий крик: «Убью!».

Синдибум вцепился в бахрому, и, ковёр-самолет, чуть не растеряв собранный урожай, метнулся вверх. Совсем рядом, угрожающе звеня, пронеслась лопата. Фермер кричал что-то ещё, но всё заглушал бесшабашный свист ветра.

Арий не оглядывался, чтобы любитель овощей случайно не приметил его лицо. Нарочно сделал несколько виражей, облетая вокруг башни и путая следы, пристал к балкону и показал язык недовольно сморщившимся ограм.

– Зовите купца, товар прибыл, – приказал он.

– Аренька! – разнёсся над башней бабушкин голос. – Пора домой!

Синдибума передёрнуло, но он лишь молча вздохнул. Волнуется, наверное, после налёта гарпий. Слышать чародейский зов мог только тот, к кому обращались. Обиженные истуканы даже ухом не повели, а надменно захлопнули пасти и гордо скрестили лапы на груди, всем своим видом выражая каменное спокойствие.

– Эй, композитор! – не дожидаясь милости, заголосил Синдибум. – Принимай свежак!

Дверь распахнулась, и старик, щурясь, выглянул за крыльцо.

– Чего так долго? – заворчал он. – В животе урчит, как у башни в катакомбах.

– Горшок гони!

Композитор доковылял до ковра-самолёта и критически осмотрел брюкву. Потрепал ботву, поскреб пальцем кожицу и облизал, потерев языком по десне. Понюхал. Хотел даже попробовать на вкус, но Арий перехватил его руку.

– Но-но! Я свою часть сделки выполнил, где горшок?

Старик нахохлился, но всё же махнул рукой. В дверях показалась лохматая голова домового. Косясь жуткими глазами, он крепко сжимал реликвию.

– Ключевую нитку! – потребовал транжира.

– А как я домой доберусь? – разозлился Синдибум.

– Мне до сольфеджио, – поморщился композитор.

Чёрная шляпа захихикала, но Арий не сдавался.

– Вечером верну, – прижав руку к груди, пообещал он.

– Что? – выставив левое ухо, крикнул старик.

Огры ехидно залыбились, выставив толстые нижние губы.

– Тебе твоя «доброта» ещё аукнется, – пообещал Синдибум, спрыгивая с ковра-самолёта.

Композитор пожал плечами, и ловко выхватив ключевую нитку, намотал на палец. Домовой помахал горшком, и запустил со всей силы, так что Арий еле поймал, чуть не кувыркнувшись за парапет.