– И это Благое время, – расстроено забурчал он. – А после полувечера вы тут младенцев вместо брюквы варите?

– Хуже! Нотную грамоту заставляем зубрить, – безумно завертев глазами, выдал старик.

Синдибум вздохнул. У некоторых совсем нет жалости.

– Аренька! – повторился бабушкин зов. – Немедленно домой!

– Арий! – надулся он, втянув голову в плечи.

А композитор с его тонким слухом, даже не оглянулся.

Сбоку от крыльца на метровой высоте зависла раздвижная железная лестница. Вот по ней теперь и придётся карабкаться до ближайшего яруса.

Старик загнал ковёр-самолёт прямо в дом, и уже хрустел брюквой, растирая по подбородку вязкий сок.

– Хоть зонт дай! – попросил Синдибум.

Композитор удивлённо заморгал.

– С какой стати?

– Лестницу стянуть. А то останусь у тебя на балконе и буду круглые сутки песню про мегамага голосить.

Лицо старика озарила шальная улыбка, так что Арий даже испугался, что этот сумасшедший согласится, но он зачмокал губами и сказал:

– Знаешь такую шутку? – и не получив ответа продолжил: – Летит хор гарпий, колокол на башне трезвонит, а один чудак стоит у перил, смотрит и не прячется. У него спрашивают: «Ты чего не хоронишься?». А он отвечает: «Не боюсь. Гарпии не жрут тех, кто фальшиво подпевает».

Композитор загримасничал и раскатисто захохотал, сгибаясь и прижимая руки к животу.

– Умора, – сжал губы Синдибум. – Зонт дашь?

Всё ещё хихикая, старик выдернул из корзины загнутую ручку и подбросил. Арий поймал зонт и, забравшись на перила, зацепил крючком за нижнюю ступень и потянул. Лестница со скрипом разложилась. Горшок мешал, и он запихал его за пазуху.

– Век вас всех не видеть! – пожелал он на прощанье.

Закинул ногу и, злорадно усмехнувшись, бросил зонт за парапет.

– Ой! Уронил! Но если прислушаешься, услышишь, как он мелодично шандарахнется.

Композитор только дверью хлопнул.

Синдибум долез до выступа, проскользнул в заросшую паутиной дыру и полз, пока не добрался до водонапорных труб. Они пронзали всю башню, сверху из-под самой крыши. Там по специальным желобам в резервуар собиралась дождевая вода и стекала вниз до каждого жилища, лавки или таверны. За водонапорными трубами начиналась шахта воздуховода. Он свернул в коридор, поднялся на несколько пролётов по внутренней лестнице и, дождавшись подъёмника, уселся на крышу. Бабушка просто так зов бы не отправила. Видать, случилось чего. И хоть заявляться к ней с реликвией не стоило, тащиться сначала домой было слишком лениво, всё-таки разница в четыре этажа.

Доехав до её яруса, Арий неторопливо слез и побрёл к анфиладе. На бронзовую фигуру саламандры даже не взглянул. Да и стучать молоточком в дверь не стал.

Во флигеле пахло чабрецом и ещё чем-то неуловимо неприятным.

– Что-то ты не торопишься? – вместо приветствия посетовала отставная волшебница.

– Бежал со всех ног, – притворно тяжело задышав, ответил Синдибум.

Бабушка сидела за столом, уткнувшись в толстую книгу с хрустящими, пожелтевшими страницами.

– Говорила, чтобы ты реликвии не трогал? – забубнила она, не отрываясь от чтения. – Забудь! Всё изменилось. Надо их срочно собрать.

Арий присел, поправив горшок под рубахой.

– Что случилось?

– Скрижаль нужно побыстрее открыть, – объяснила отставная волшебница. – Тогда можно будет её разрушить, и никаких следов не останется.

Синдибум поморщился. Разломать миллион кнежликов – та ещё глупость. Конечно если он настоящий, а не копия из храма памяти в Передудле, о котором писали в газете.

– Ты точно уверена, что скрижаль та самя? – на всякий случай спросил Арий. – А то в «Новостях долины»…

– Поменьше читай всякие глупости, – отрезала бабушка, – читай-камень самый что ни на есть подлинный и запросто остановит Безбашенный хоровод.

– Может мегамагам отдать, за вознаграждение, – предложил он.

Она со скрипом вздохнула.

– Ты сначала хоть одну реликвию добудь…

– Да проще, чем зубную щётку зачаровать, – перебил Синдибум, доставая горшок.

Отставная волшебница зажевала нижнюю губу.

– У Голуна стащил? А если заметит?

– Да продал он его, – отвесив горшку щелбан, честно рассказал Арий. – А я у покупателя выменял. И даже не спрашивай, на что. Пытать будешь, не сознаюсь.

– Не иначе на свою совесть, – проворчала бабушка. – Думаешь, остальные три будет легко заполучить?

– Теперь ими займусь, – заёрзав, мрачно пообещал Синдибум. – Был бы толк какой. Ну, награда, скажем. А то мне ещё за экзамен полторы тысячи платить. А они на лестнице не валяются.

Отставная волшебница сердито нахмурилась.

– И в кого ты такой жадный? У нас в родне испокон веку все бессеребренники. Ни в жизни чужого не брали.

– И своего не отдавали, – потирая лоб, заметил Арий.

– Так, где же оно твоё то? – недоумевала бабушка, насупившись. – Мегамагово оно. На этой скрижали их власть держится, они за неё любого в порошок для зелий сотрут. Так что плюнь и разотри, чтобы в голову больше не лезло.