— Потерял, — отвечает. — А это помогает, я начинаю ощущать твое прикосновение.

Он не перестает трястись и я решаю действовать по другому. Отстраняюсь, расстегиваю и снимаю свою куртку. Когда тянусь к его молнии, он не возражает, только внимательно наблюдает за мной. Забираюсь руками ему под куртку, крепко обнимаю, полностью прижавшись к его телу, сверху забрасываю свою куртку. Давид поправляет ее и обнимает в ответ. Грудью чувствую громкий стук его сердца, горячее дыхание на своей шее. Прижимаюсь щекой к его холодной щеке, стараюсь чем больше отдать своего тепла.

— Хоть какое-то удовольствие со всей этой ситуации, — шепчет Давид мне в волосы.

— Это вынужденная мера, — оправдываюсь, понимая, что почти вся вылезла на чужого парня. — Тебя надо отогреть.

— Так можешь меня греть вечно, — замечаю изменение тона его голоса, более плавный и расслабленный. — Ты такая теплая.

— Смотри не усни, — предупреждаю. — Тебе нельзя спать. Кто знает, как повреждена голова.

— Как я могу заснуть, когда девушка так близко, — тихо отвечает.

Трястись он перестал, значит, начинает согреваться. Одно время он не шевелится, только сильнее прижимает меня к себе. Его близость мне приятна, хотя и не хочу признаваться в этом. Моя цель только спасти ему жизнь, никаких других мотивов. Хотя в этой ситуации невозможно не отметить приятный его аромат кожи и упругость тела.

Словно услышав мои мысли, Давид шевелится, поворачивает голову и трогает губами моей щеки. А потом к удивлению мне, раскрывает их и целует согретую им кожу. Поцелуй нежный и влажный.

— Зачем ты это сделал? — возмущенно спрашиваю, отклонившись от него.

— Не смог сдержаться, — отвечает без всякого сожаления. — Это моя благодарность тебе.

— Я не просила так благодарить, — держусь на своем. — Я вижу ты уже согрелся.

Отстраняюсь от него всем телом, надеваю куртку. Он недовольно стонет. Но я не хочу, чтобы он думал что-то большее, чем есть на самом деле.

— Извини, если тебе было неприятно, — уверенность исчезла, в голосе только разочарование. — Я больше так делать не буду.

— Конечно не будешь, — строго продолжаю. — Не забывай, у тебя есть девушка. И я тебе не разрешала.

— Я понял, — довольно сухо отвечает и протягивает ко мне руки. — Может, обнимешь меня снова. Так нам будет гораздо теплее.

Я сомневаюсь. Без его тела неприятно холодно, но стоит ли ему доверять? Но что он может сделать с разбитой головой и сломанной ногой? Обнимаю его снова, но куртку больше не снимаю, только оставляю расстегнутой. И мы прижимаемся друг к другу, согреваясь близостью тел.

Какое-то время сидим молча, даже не шевелимся, гул ветра над головой и шорох снега разбавляют мертвую тишину. Затем замечаю, что Давит дышит плавно и равномерно. Словно спит. Нельзя допустить этого.

— Давид, — обращаюсь не громко, смотрю на лицо, легонько толкаю в сторону.

— Что? — отвечает не сразу, как-то вяло.

— У вас с сестрой такие необычные имена, — начинаю говорить, первое, что пришло в голову. Нужно расшевелить его сознание, чтобы он не спал. — Кто вас называл?

— Мама, — слышу улыбку в его голосе, наверное, отношения у них довольно близкие. — Она у нас любит все экзотическое.

— И чем она занимается? — заинтересованно спрашиваю.

— Ничем. Ее часто нет дома. Путешествует, — теперь в его голосе появляется нотка печали.

— Сама? Без отца? — не унимаюсь я.

Давид напрягается в моих объятиях, чувствую, как рука на моих плечах сжимается в кулак. Сама того не осознавая, заговорила о чем-то неприятном.

— У него нет времени, — тон голоса меняется от веселого на холодный. Понимаю, что отношения с отцом у него не самые лучшие. — Постоянно занят. Занимает важную для себя должность.

— И кем он работает? — спрашиваю только для того, чтобы продолжить разговор. Чем больше вызвать у Давида эмоций, тем меньше захочет спать. А негативные я считаю, как лучше для этого подходят.

— Заместителем мэра, — после долгой паузы все же отвечает. — Я думал, ты знаешь.

Его удивление веселит. Как будто профессия его отца должна быть важной для меня.

— Возможно Дмитрий и говорил, но я не запомнила, — легкомысленно говорю. Такие вещи меня не волнуют, на мажоров и их родителей обычно не обращаю внимания.

Давид придирчиво смотрит на меня, словно в первый раз видит.

— Может быть расскажешь ты о себе, — наконец подает он голос. — У тебя есть парень?

Я смеюсь, неловко двигаюсь рядом с ним.

— Тебя только это интересует? — весело спрашиваю. — Может, я лучше расскажу, откуда я?

— Это я знаю, — вдруг признается к удивлению мне. — Дима все о тебе рассказал.

Все обо мне разузнал, а о личной жизни не смог. И это не удивительно, как мы с Дмитрием разошлись, я не посвящаю его в сердечные дела. Это больше не его дело.