Женька мало разговаривал со мной, превратившись в безмолвную куклу, часами просиживающую у окна. Я запретил ему покидать пределы Центра, не рассказывая в деталях о причинах запрета. Думаю, Женька и сам догадывался о масштабах трагедии, поскольку в один из наиболее молчаливых вечеров, он, не отрываясь от созерцания однообразных картин за окном, весьма равнодушно произнес:

«Мне интересно, Тихон, для чего Игнату такая уйма народу? Что он собирается вообще делать со всем этим?»

Я неопределенно хмыкнул, надеясь, что очень скоро игры господина Игната сойдут на нет. Мое противоядие было почти готово, мне оставалось провести с ним заключительную стадию тестирования. О том я не рассказывал даже Женьке, опасаясь неудачи.

«Тихон, эти люди для чего-то движутся в сторону Центра. Игнат соскучился по коллективу? Не мог бы ты узнать у него, просто, на всякий случай?»

Тут до меня стал доходить смысл Женькиных пассажей. Я оторвался от своих записей и тоже подошел к окну. На нас катилось людское море, огромное и безмолвное. Я и предположить не мог, что в городе 22 обитает столько жителей. Вся серая масса двигалась размеренно, степенно, будто, видя перед собой определенную цель. Я подумал, что Бражников, оттачивая мастерство, значительно расширил сферы своего влияния над безликой толпой. Во всяком случае, он знает, что делает, мелькнула следующая мысль и была тут же прервана нетерпеливым стуком в дверь. Кроме нас троих в здании не было никого, и я равнодушно отозвался: «Входи, Игнат. Ты делаешь успехи, посмотри, сколько народу пришло навестить тебя. Для чего ты их собрал в этот раз, а, Игнат?»

Ответ Игната мне очень не понравился. А еще больше не понравилась та интонация, которую он выбрал для этого самого ответа.

«Я не звал их, Прохор, — растерянно прошептал великий и могучий, с надеждой глядя на нас обоих, — я ничего им не приказывал и думал, возможно ты…»

Мне тоже было без надобности общество жителей города 22, и глядя на растерявшегося Игната, я почувствовал неуверенность. Толпа продолжала наседать, множиться и скоро ее серые контуры полностью заняли все открытое пространство перед воротами научного Центра.

«Иди, Игнат, выясни, что им надо», — пробормотал я, невежливо выставляя могущественного босса за дверь. На прошлой неделе подобное обращение с господином Бражниковым могло стоить мне свободы, здоровья, а возможно, жизни. Однако сегодня он безропотно подчинился и весьма бодро зашагал вниз по ступенькам. Женька только хлопал глазами, не находя подходящих слов для комментариев. Я рванул следом за Бражниковым, только не к входным дверям, а в застенки лаборатории. Возможно, отключив установку, я смогу сдержать настойчивые порывы граждан и разгоню их по домам? Женька увязался следом, стараясь ничем не выдать нарастающего волнения. Я по его роже мог понять, что в происходящем он тоже не видит ничего положительного, поэтому время от времени приободрял его ничего не значащими фразами.

«Это рабочие моменты, Женя. Все дело в установке»

Женька ничего не понимал, но умно кивал, соглашаясь. Как выяснилось, установка здесь была не при чем. Ее гудение прекратилось, а безликая серая масса продолжала клубиться возле дверей. Ее пока сдерживали тяжелые стеклянные створки, однако я не думаю, что это совсем смогло бы остановить колышущееся море. Глядя через прозрачные двери на отрешенные погасшие лица визитеров, я ловил себя на мысли, что если бы все они орали, бесновались и били стекла, то не вызывали бы столько потустороннего ужаса, сколько рождали теперь своим безмолвием. Игнат растерянно оглянулся на меня и запоздало приказал выключить установку.

«Может быть какое-нибудь новое снадобье заставит их разойтись?» — наудачу пробормотал он, понимая, что говорит ерунду.

«На это нет времени, Игнат, — отозвался я, — лучше скажи, как нам выбраться отсюда, пока все они не сорвали с петель двери и не проникли на территорию?»

Игнат покачал головой. Из огромного здания не было запасных путей. Оно строилось с учетом полного и безоговорочного доверия к гражданам и было рассчитано на вполне мирные задачи. К тому же зашуганные жители никогда не проявляли агрессии, а дикие боялись столь открыто выражать протесты и недовольства. Пока мы обсуждали пустые цели, толпа зашевелилась, и немного приблизилась к дверям. Теперь нас разделяло только толстое пуленепробиваемое стекло, и это была не слишком прочная преграда.

«Уходим,» — наконец отмер Игнат и поволок нас за собой.

Мы на некоторое время могли бы затеряться в бесконечных коридорах Центра и тем самым выбить себе незначительную отсрочку, но кардинально решить пугающую проблему мы не могли. Оставалась надежда на то, что толпа передумает и самостоятельно разбредется по домам. Место, куда привел нас Игнат, располагалось на самом последнем этаже здания и имело вид оружейной комнаты. Ее стены, пол, потолок были обиты каким-то чрезвычайно прочным материалом, а расставленные вдоль стен железные шкафы хранили в себе неслабые запасы оружия.

«Это не поможет, — пискнул Женька, — их слишком много, и к тому же я не согласен стрелять в мирных жителей!»

«Это уже не мирные жители, — рявкнул Игнат, — это неуправляемая толпа зомби или как еще назвать это стадо?!»

«Ты сам его создал! — смело отозвался Женька, — тебе было мало твоего непомерного могущества, по твоему кивку решались важные вопросы, и где теперь твои подчиненные? Где прикормленные тобой силовые структуры?! Почему они не бросаются вытаскивать тебя из твоего же дерьма, наваленного просто от скуки?!»