Шрифт:
Свобода от совести, Равенство на эшафоте и Братство на кладбище… Только приход Бонапарта к власти избавил французов от завершающего и смертельного удара эмансипацией.
К сожалению, в Атлантиде все было гораздо трагичнее.
— Вы не говорили о каких-либо революциях на вашей родине…
— Их и не было. Все было гораздо более разрушительно. Сейчас я уже понимаю, что все эти призывы свободы, равенства и братства в основном били только по нервам и эмоциям.
Эмансипация ударила по самому главному — по основному инстинкту…
— То есть вы хотите сказать, что именно с нее и начались все безобразия?
— Трудно сказать, с чего все началось, но я уверен, что это была самая масштабная диверсия против здравого смысла во всей центральной Атлантике. Во всяком случае, другого ответа я найти не могу. Да и нет никаких других гипотез, кроме этой.
Я провел собственное расследование и обнаружил совершенно определенные закономерности, точно подтверждающие именно такое предположение. Я ведь когда-то изучал травматологию и, как специалист, сразу поставил медицинский диагноз этому явлению: сотрясение мозгов, причем всех сразу…
Видите ли, между мужчинами и женщинами различия настолько очевидны, что идея «равенства» между ними может появиться в голове только после удара по затылку дорической колонной из цельного каррарского мрамора.
— И много у вас было таких колонн?
— Очень много, к сожалению. На всех улицах и площадях, в парках, садах и променадах. Понаставили их на каждом шагу еще при родителе последнего императора — Андалузе Втором. Его любовь к монументальной архитектуре сыграла дурную шутку с его потомками, да и со всей империей…
— Никогда не думал, что мраморные колонны столь опасны…
— Давайте оставим пока эту тему. Хотя бы на несколько тостов. Давно это было, но, очевидно, нескольких тысяч лет мало для заживления душевных ран…
— Конечно, конечно… Тогда не вижу смысла не выпить за тяжелую кавалерию, поскольку за легкую мы уже пили несколько раз!..
9. Эмансипация, продолжение. Табу — фундамент прогресса
Батарейная бухта и ее значение в жизни европейского континента. Просвещенный консерватизм, батарея Раевского, Пятая бригада боевых кашалотов. Табу как основа цивилизационного прогресса. Барон Юкскюль в салоне мадам де Сталь и генерал Новосельцев.
Батарейная бухта даже в ненастную погоду всегда наполнена светом.
Лучи солнца здесь вообще никогда не исчезают: ни днем ни ночью, ни зимой, ни летом.
Днем они легко проходят не только сквозь слоистые облака, но и через хмурые тяжелые тучи, что приносит колючий полярный ветер из шведских фиордов.
Ночью за освещение местности принимаются морские светлячки, да так ярко и радостно, что образованные люди специально приезжают сюда почитать художественную и техническую литературу.
Всем ученым докторам Европы давно известно, что ночной загар гораздо полезнее дневного — он не только лечит меланхолию, но и ложится ровнее, да и выглядит намного лучше.
В Батарейной бухте часто можно встретить коренных жителей Лазурного берега, старого Баден-Бадена и новых Карловых Вар, приезжающих сюда на морские оздоровительные процедуры. Они бродят босиком по бескрайнему пляжу и при встрече раскланиваются, приподнимая котелки.
Люди из общества на этом берегу дышат озоном или пишут картины про бури и шторма, в подражание Айвазовскому.
Предприимчивые коммерсанты наливают во флаконы из-под флёрдоранжа целебную воду бухты и тайно увозят ее в Константинополь, где, запутывая следы, продают как французское средство от морщин.
От песчаных дюн за спиной и до корабельных мачт за горизонтом воздух тут наполнен солью свободы и духом истины в самой последней инстанции.
Художники всего мира едут сюда за вдохновением, писатели — за мудростью, физики — за парадоксами.
Барон Иоахим фон Юкскюль здесь просто живет и смотрит на море.
На «Неустрашимом», мерно покачивающимся у центрального волнореза, обед плавно перетек в полдник, а полдник уже начал демонстрировать все признаки ужина.
Печеные корни камыша имели такой успех, что пришлось повыдергивать весь местный камыш до самой Нарвы на западе и Черной Лахты на востоке.
— Дорогой Тригг, мы уже восемнадцатый раз пьем за пятую бригаду боевых кашалотов и примерно столько же — за батарею Раевского и Багратионовы флеши. И, хотя мне хотелось бы выпить также и за корпус Остерман-Толстого, я позволю себе напомнить вам о женском вопросе.