Шрифт:
С этими идеалами и раньше-то было очень грустно, но к безмозглым литературным и историческим дурам барышни за многие столетия уже хоть как-то привыкли, а тут им на голову еще и мужские фантазии свалились…
Хоть Геркулесом мечтай быть, хоть Ахиллесом.
Боюсь, что тут самая здоровая и умная девочка за очень короткий срок превратится в душевнобольного пациента ближайшей психиатрической клиники. Думаю, что даже наш полковой доктор не справился бы с такой задачей. Лекарства от последствий взрыва мозга вряд ли существуют на свете.
Слава богу, что наши юные дамы из всей мировой литературы предпочитают только безвредные романы о любви каких-нибудь Луизы и Армана.
— То есть все зло от избытка образования?
— От его бессмысленных целей… Зачем существам, созданным для управления мужчинами, изучать такие низкие науки, как юриспруденция или какое-нибудь инженерное дело?
— А чем плоха юриспруденция?
— Вы бы их еще фехтованию на алебардах обучили или сабельной атаке в конном строю!
Нормальная женщина не должна заниматься такими глупостями. Зачем ей это нужно, если она может взять мужчину в плен одним лишь небрежным поворотом головы?
А уж этот мужчина пусть и завоевывает весь мир…
11. Прогресс, свобода и запреты
Природные особенности Батарейной бухты. Новая партия «Секешфехервара». Кафедра вольтерьянства в университете Сорбонны. Тараканы и прогресс. Черные каннибалы долины Меконга. Коллективная мысль толпы и аптекарский гран.
Вечера в Батарейной бухте всегда располагают к возвышенным размышлениям о радости бытия.
Как только человек с грустным самосознанием внутри, да еще и оскорбленный снаружи каким-нибудь общественным безобразием, попадает на этот песчаный берег, мир для него совершенно преображается.
Известный триггервильский ученый и естествоиспытатель Пахом Никонов довольно подробно описал этот процесс в своем труде «О природе солнечного заката в Южной Ингерманландии»:
«Уже в первые минуты захода солнца в Батарейной бухте типичный пессимист переходит в стадию осторожного оптимизма.
На третьей и четвертой минутах радость бытия приобретает спокойно-уверенные черты, да так, что уже к шестой и седьмой минуте человека не могут узнать даже ближайшие родственники — перед ними восторженный и безоглядный оптимист!
Аристотель утверждал, что температура поверхности Солнца над Древней Грецией составляет пятьсот квадрильярдов градусов. Над Южной Ингерманландией в летнее время эта температура доходит до тысячи пятисот квадрильярдов. Согласно последним данным, во время белых ночей цифра может доходить и до квадратичных величин.
При погружении столь раскаленного объекта в ласково-прохладные воды Финского залива разница температур столь велика, что столб выбрасываемого шипящего пара, похожего на объемный смерч, вздымается аж до самой рукояти ковша Большой Медведицы.
Это зрелище способно воодушевить на поиск радостной истины самого закостенелого скептика…»
Есть еще мнение, что на философскую направленность размышлений аборигенов влияет особый тип триггервильского ультрафиолета и мерный плеск южно-балтийских волн.
Но, как бы то ни было, факт остается фактом — послезакатная Батарейная бухта всегда являлась местом чудесных озарений поэтов, мыслителей и благородных разбойников.
— Я искренне признателен вам, барон, за столь интересные наблюдения. Я, правда, не знаю, сможет ли понимание причин женской эмансипации что-либо исправить. Так или иначе, все, что могло случиться, уже случилось.
— Думаю, что все не так безнадежно, дорогой Тригг. У вас еще есть время и возможности вписать свое имя в новую историю Атлантиды. Кроме того, собственно, до причин мы еще и не добрались. Видны только мутные очертания… Но мне кажется, что курляндские цыганки смогут вам помочь в этой трудной работе.
Эти дамы ничего и не слыхивали ни об эмансипации, ни об ее проповедниках. Так что, думаю, они легко вас вдохновят на подвиг любого уровня сложности, включая и такой, как восстановление древней атлантической цивилизации.
— Я это сразу понял, но, пожалуйста, барон, дайте мне время. Вы же сами видели — несколько тысяч лет, прожитых без женского магнетизма, дают о себе знать — и сердце начинает выпрыгивать из груди, и голова кружится, как у юноши. Давайте лучше вернемся к нашим историко-философским будням — поговорим о значении традиционных запретов в развитии свобод.