Вызывает много вопросов наличие работ по истории органов госбезопасности, изложение материала в которых носит односторонне-критический характер по отношению к деятельности ВЧК. В общей массе таких исследований необходимо отметить группу «критиков-антагонистов», выступающих с крайне негативной характеристикой деятельности чекистов [3] . Для них ВЧК является олицетворением «красного террора», направленного на уничтожение широких слоев населения России, а чекисты представляются как садисты и психически ненормальные люди. Анализ этих трудов показывает одностороннее применение исследовательского инструментария, осуществляемое целенаправленно. Данный вывод подтверждается мнением ряда историков об идеологическом наступлении против системы органов советской госбезопасности в современной историографии [4] . Эта проблема в условиях развития современных информационных технологий и методов формирования общественного сознания весьма актуальна.

Авторы монографии посчитали актуальным изучение таких вопросов, как: правовое положение органов ВЧК и их роль в репрессивной политике большевиков, их финансово-хозяйственное обеспечение, кадровый состав и некоторые аспекты оперативной работы.

Историография ВЧК включает широкий круг исследований. Можно говорить о появлении целых направлений, представленных крупными учеными [5] . Выявление историками многочисленных нюансов и особенностей, имевших место в деятельности и истории чекистов, делает эту тему крайне насыщенной исследовательскими предположениями и выводами. Такое многообразие привело к большому количеству дискуссий и спорных точек зрения. Можно говорить о наличии определенных традиций в историографии ВЧК, что, с одной стороны, является показателем ее устойчивого развития, а с другой – обнаруживает ряд вопросов проблемного свойства.

На основе системного анализа исторической литературы необходимо отметить, что организация и деятельность ВЧК в разной степени отражена в отечественной (советской и российской) историографии, литературе русского зарубежья и исследованиях иностранных историков.

В начале 1990-х гг. кризис советской методологии привел к крушению многих конкретно-исторических концепций развития советского общества. В работах данного периода особенно проявляется вся их противоречивость – сочетание уходящих советских историографических методологических подходов и традиций и приходящего им на смену многообразия мнений и позиций, как в истории, так и в историографии. При всем разнообразии оценок рубежа советской и постсоветской историографии ученые признают, что был кризис, преодолевать который приходилось с большим трудом [6] .

Особенностью 1990-х гг. является появление в первую очередь работ, посвященных «запретным» темам советского периода и с яркими названиями на злобу дня [7] . Несомненно, что за таким заглавием скрывалась кропотливая исследовательская работа ученых, но дань моде того времени присутствовала. Более того, по мнению В. И. Голдина, в начале 90-х годов наблюдалось целое «идеологическое наступление» против системы органов советской госбезопасности [8] . Аналогичное мнение можно найти и в монографии О. Б. Мозохина: «После развала Советского Союза были открыты документы, ранее закрытые для исследований. На свет появилось большое количество статей, в которых авторы старались очернить деятельность органов безопасности» [9] .

Среди научных работ идеологом такого «критического» подхода является американский историк русского происхождения Ю. Г. Фельштинский, которому в 1993 г. за исследование «Крушение мировой революции: Брестский мир, октябрь 1917 – ноябрь 1918 г.» была присуждена степень доктора исторических наук [10] . В 1992 г. в Лондоне он издает сборник документов и материалов «Красный террор в годы Гражданской войны: По материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков» [11] . Впоследствии этот сборник переиздается несколько раз уже в России в соавторстве с другим американским историком, украинского происхождения, Г. И. Чернявским [12] . Публикуемые в основном корпусе этого сборника документы преимущественно хранятся в Архиве Народно-трудового союза во Франкфурте-на-Майне (Германия). Между тем источниковедческий анализ этих документов нельзя назвать полным. А ведь выводы, которые делают авторы во вступительной статье, являются очень серьезными для отечественной истории. Так, Ю. Г. Фельштинский и Г. И. Чернявский утверждают, что «публикуемые… документы свидетельствуют, что для “красного террора” были характерны не просто массовые бессудные убийства, но также массовый извращенный садизм, насилия и надругательства над людьми». Они добавляют, что в сборнике «читатель встретит массу данных об обилии среди большевиков бывших уголовных преступников (воров, грабителей, убийц), о коррупции в правившем лагере, о пьянстве и разврате в его среде, о тенденции покровительства большевиков “социально родственным” уголовникам» [13] .

У Ю. Г. Фельштинского впоследствии появились последователи. С 2006 г. начинает выходить целая серия работ по истории спецслужб России под авторством И. Симбирцева, одна из которых посвящена ВЧК [14] . В ней автор выступил с целым рядом смелых утверждений. Во-первых, принялся активно перечислять имена и фамилии палачей из ВЧК, отличившихся особой жестокостью, и их деяния. Автор отмечает, что в Поволжье «наиболее беспощадной» в 1918 г. была ЧК в Нижнем Новгороде, которой руководил Я. Воробьев. А самым кровавым был «Александр Фортунатов, известный полиции Российской империи Сашка Семинарист. В начале XX века один из самых печально известных маньяков и убийц в империи». Во-вторых, изложение материала в книге «ВЧК в ленинской России. 1917–1922» построено таким образом, что у читателя неизбежно складывается отрицательное отношение не только к ВЧК, но и ко всем советским спецслужбам [15] . В целом можно утверждать, что положения книги И. Симбирцева «ВЧК в ленинской России. 1917–1922» не имеют научной составляющей, а значит граничат с вымыслом и крайне ангажированны.

Среди научных работ того времени необходимо отметить исследования А. М. Плеханова, Л. П. Рассказова, А. Л. Литвина, М. Н. Петрова и В. С. Измозика.

В докторской диссертации А. М. Плеханова, посвященной ВЧК – ОГПУ 1921–1928 гг., имеются разделы о совершенствовании организационной структуры ВЧК – ОГПУ, а также о подборе, расстановке кадров, подготовке и воспитании сотрудников центрального и местного чекистского аппарата. Основной акцент в изучении кадров сделан на воспитании чекистов. Автор – профессор Академии ФСБ – поднял большой массив документов, в том числе и ЦОА ФСБ России. Однако главным образом в исследовании освещается период ГПУ – ОГПУ [16] .

В 1994 г. Л. П. Рассказов издал монографию «Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в советском государстве (1917–1941)», в которой исследовал, в числе прочих аспектов, роль и место ВЧК – ОГПУ – НКВД в советском государстве. Анализируя партийные документы, он сформулировал вывод о том, что после левоэсеровского восстания карательные органы по сути стали подразделениями РКП(б), способствовавшими установлению и укреплению диктатуры партии. Автор отметил, что подбор кадров ВЧК из членов одной большевистской партии соответствовал установкам ее руководителей. При этом, характеризуя кадровую политику, обратился к одной из служебных записок Ф. Э. Дзержинского: «Если приходится выбирать между безусловно нашим человеком, но не совсем способным и не совсем нашим, но очень способным – у нас в ЧК необходимо оставить первого» [17] . По мнению Л. П. Рассказова, чекистскую кадровую политику конкретизировал приказ ВЧК от 21 мая 1921 г., согласно которому при зачислении на службу требовались в обязательном порядке направление партийного комитета или две рекомендации коммунистов. Автор также проследил становление и развитие организационной структуры органов государственной безопасности. Между тем ВЧК и ее деятельности в работе Л. П. Рассказова посвящена 2 глава 1 части, которая включает чуть более 100 страниц текста (что составляет четверть всей монографии) [18] .