— Считаете ли вы произошедшее с вашим родственником злым роком, что неотрывно преследует вас и вашу семью? Ваши родители погибли в авиакатастрофе, сестра умерла от рака, а теперь вот еще одно несчастье, не боитесь ли вы за свою жизнь? — громче всех выкрикивает одна рыжая особа, растолкав коллег и совсем близко подобравшись к Игорю.

— Без комментариев, — повторяет он и, наконец выбравшись из безумной толпы, скрывается в здании.

В гневе швыряю телефон на стол и подхожу к окну. Медленно падает снег. Он успокаивает. Это всего лишь грязный, лживый мир журналистики. Игорь предупреждал об этом, как и о том, что рано или поздно приходит иммунитет на таких вот "желтых людишек". Надо учиться держать себя в руках, несмотря ни на что. Так он говорил. Но вряд ли у него самого это всегда получается. Вспомнить хотя бы нашу с ним первую встречу — иммунитетом это никак не назовешь…

"Наша с ним история закончилась, не так ли?" — спрашиваю я себя, чуть позже забравшись с ногами на подоконник и тихонько роняя слезы отчаяния.

10 января 2020.

Пятница.

Сегодня экзамен по эконометрике. Наверное, я не готова, и мне не следовало приходить в универ. Скорее всего я бы так и поступила, будь экзамен по другому предмету. Однако сегодня я пришла не сессию сдавать, а чтобы поговорить с Игорем. На экзамене-то он обязан меня слушать. Там он не сможет отвернуться от меня, или убежать, или нажать на красную кнопку с изображением телефонной трубки.

Мои ожидания разбились в пух и прах, когда он не только не взглянул на меня, но и за считанные секунды расписался рядом с "отлично". Затем просто вручил мне зачетку со словами:

— Вы свободны.

Всё. Занавес.

Сворачиваюсь в клубочек, прижимаю колени к груди, и лежу так в постели час или два, а может, и полдня. Я потеряла счет времени. Изредка меня прорывает на рыдания, затем успокаиваюсь и тихо лежу без движения. Потом опять по новому кругу: плач-рыдания и спокойствие сменяют друг друга, словно идет борьба между ними… Я не знаю, правильно ли поступаю, беспомощно валяясь в кровати и думая, что это и есть конец, что нельзя уже ничего исправить… Жалеть себя — это не выход. Нужно действовать, пробовать, но никак не сдаваться… И что я здесь сырость развожу? Разве от этого легче? Ладно, не спорю, легче. Но ведь не намного, так? Такое состояние — ложное освобождение от боли посредством слез — лишь на время дает успокаивающий эффект, который впоследствии исчезает. И зачем мне это надо? Изводить себя, если всё равно больно? Лечит время (хотя даже оно не в силах до конца унять боль), а не то, сколько ты прольешь слез. Да, слезы помогают вывести из себя то, что накипело, но это единственная их функция. Они не способны избавить нас от обиды, душевной боли, страданий, которые приглушаются лишь спустя какое-то время… Хорошо, с меня хватит. Почему я должна страдать из-за мужчины? Он это он, я это я. Мы два отдельно взятых существа, так почему мой внутренний мир, моя психика должны зависеть от него?.. Блин, что я несу? Бред… Может, не бред? Может, так и есть? Опять эта каша в голове: мысли хаотично бегают из угла в угол, сталкиваются и норовят запутать меня еще сильнее.

Выпрямляюсь, усаживаюсь поудобнее, вытираю слезы с лица, с шеи. Нужно с ним поговорить, вот и всё. Нечего убиваться. Нет так нет, значит судьба у меня такая, значит так должно быть. Всё, решено, иду к нему. Если не захочет меня больше видеть… никогда, — я уйду. Как можно дальше отсюда.

Давай вставай, приводи себя в порядок, Алекс.

Почти без четверти четыре. Надеюсь, Игорь еще в универе, не очень-то хочется снова тащится к нему. В его квартире мне всё напоминает о… неважно. Просто съезжу…

До боли знакомая дверь. Тяну за ручку. И история повторяется: снова эта бывшая, мило беседующая с моим Игорем, но с одной лишь разницей — она не настолько близка, чтоб дотянуться к нему своими наглыми губищами. Он сидит, Вероника стоит рядом и… успокаивает его? Да ладно? Блин, это должна делать я, а не она. Я его девушка… хотя, видимо, уже нет.

Покашливаю, чтоб привлечь внимание.

— Игорь Константинович?

Наконец, он замечает меня, стоящую в дверях, и смотрит своими печальными, потускневшими глазами.

— Можно с вами поговорить? — изо всех сил стараюсь сохранить спокойствие, не выдать свою ревность.

— Милочка, вы не видите? Взрослые разговаривают, зайдите позже, — вякает эта стерва в мой адрес.

Игнорирую ее слова и продолжаю ждать его ответа. Секунды длятся медленно, он молчит, не говоря мне ни "нет", ни "да". До чего же неловкая ситуация. Хочется провалиться под землю, под пол в данном случае. Наконец я слышу его голос, чужой и безжизненный:

— Да, конечно. Ника, прошу, выйди, пожалуйста.

Сначала она удивленно таращится на него, будто не поняла, что он только что ей сказал. Затем словно озарение снисходит на нее, и она послушно выполняет то, о чем её попросили.

— Хорошо, как скажешь, — елейный, приторно ласковый голос.

Когда девушка скрывается за дверью, я решительно подхожу ближе.

— Зачем она здесь, Игорь?

— Она приехала поддержать меня, когда узнала о…

— Можешь не продолжать, — тихо произношу я, прекрасно понимая всё без слов, прекрасно видя выражение его лица, боль читается в его глазах.

Хотя я поистине не понимаю, что эта особа здесь забыла. Поддержать она приехала. Ну-ну.

— Как давно она здесь?

— С похорон.

Ладно, промолчу по этому поводу.

— Может, поговорим уже?

— Алекс, мне нужно время, — спокойно говорит Игорь.

— Время на что? Чтоб понять, что я не виновата?

— Не дави на меня. Сейчас я не могу…

— Не можешь что, Игорь? Ты скажи, давай.

— Я не могу делать вид, что ничего не произошло, Алекс. Это тяжело. Пойми это наконец.