– Отлично, – похвалил он. – В этом месте нужно немного очистить, – указал он пальцем. – Придвиньтесь к свету, можете не заметить. Потом можете натирать.

Он вернулся к своей работе. Заглядывая часто в книжку, он снова соединял какие-то жидкости и порошки. Он любил этот угол. Эта скромная лаборатория была оборудована его руками, на его деньги. Поначалу учился здесь сам. Сейчас приводил других и передавал им свои знания. Подбирал главным образом таких, самых скромных, прежде неграмотных и достигал необычайных результатов. Эти двое, например, знали уже зоологию не хуже, чем он, и даже ему начали отвечать тем же.

Миновало полчаса. Черский что-то мурлыкал певуче, придавая ритм своим занятиям, когда неожиданно потрясла его дрожь. Он чутко насторожил слух. В посвисте бури его бдительный слух уловил сильный, отлично знакомый шаг. Кто-то открыл дверь. Из клубов пыли, которые ворвались внутрь, появился Ланин. Солдаты сорвались с мест и встали по стойке «смирно».

– Работайте, работайте дальше, – под видимостью ласковости в словах капитана не чувствовалось вовсе тепла. – Ага, птичка!.. Хорошо, делаете чучело, может, где-то повесите в казармах. А ты, Черский, что? Забавляешься химией? Говорил тебе сколько раз, что жалко времени, существуют более важные вещи. И тебе также нужен отдых. Когда сделаешь то, что нужно, можешь поразвлекаться химией… Тем временем, однако, брось её и подай мне справочник. Проверим, чему ты научился со вчерашнего дня…

Он начал медленно листать страницы. Задержал взгляд на какой-то таблице.

Итак, как обстоит дело с той землёй? – спросил он. – То, что видим сейчас, создалось поочерёдно в разных… Как здесь написано? Ага: эра! Следовательно, в разных эрах… Какие они были?

Черский прочёл наизусть, как по нотам. Ланин с одобрением покивал головой.

– Хорошо, хорошо, – похвалил он. – Во всяком случае спрашиваю об этом, и знаешь, для чего? Эта таблица напоминает мне таблицу умножения, а ей меня учили таким же образом. По порядку… Перейдём к тому, что я тебе задал, – перелистнул он несколько десятков страниц. – Есть! Мезозойская эра. Говори, что здесь написано!

И Черский говорил. Предложение за предложением, чётко и так убедительно, как во время рапорта. Ланин водил пальцем по строчкам и передвигал его всё ниже. Внезапно он остановился.

– Плохо! – проворчал он. – Повторить!

– «Некоторые из пресмыкающихся доходили до огромных, – Черский сильно подчеркнул это слово, – размеров, например из группы динозавров».

Ланин удовлетворительно покивал головой.

– О, видишь, теперь хорошо, – похвалил он. – Огромных, а не больших. Черский, слишком мало учишься, – покрутил он с неудовольствием головой. – Ну, говори дальше! Его настроение медленно улучшалось. Под его пальцем из того, что он слышал, не пропало с той поры ни одного слова. Он перескочил на другую страницу, потом на третью. Его рука дрогнула.

– Плохо! – крикнул он. – Повторить!

– «В конце мезозойской эры в мире происходят серьёзные перемены…»

Ланин сорвался с места.

– Плохо! – ревел он, как на учениях. – Черский, что с тобой происходит? Повторить!

– «В конце мезозойской эры… в мире происходят… серьёзные…»

Лицо Ланина запылало, как будто он только что выбрался из огня.

– Плохо! – завыл он, как зверь. – «Происходят в мире очень серьёзные перемены!» Очень! Понимаешь?

Глаза Черского закрылись бессильно, словно охватила их сонливость. Он лишь с трудом открыл их.

– Ваше Высочество позволят мне заметить, – раздался его изменённый негодованием голос, – что это слово не имеет в этом случае никакого значения…

Ланин закачался, как человек, которого неожиданно ударило в грудь.

– Вот ты какой?.. – вымолвил он на удивление тихо, зато медленно цедя сквозь зубы яд. – Меня, Ланина, ты хочешь поучать? Здесь имеется «очень», а ты утверждаешь, что это несущественно? Следовательно, по-твоему мнению, эту книжку написал дурень? – его голос набух бешенством и начинал гудеть всё громче. – Ах ты подлец! Ленишься, не хочешь учиться. Раскладываешь себе бутылочки, вместо того чтобы думать о добросовестной работе. Хватит этого! Должна закончиться вся эта химия!

Он схватил доску, которая служила здесь лавкой, и в страшной ярости разбил ею всё, что находилось в доме. Стекло разлетелось с грохотом, разбрызгались жидкости и порошки.

– Я тебе покажу! – он подскочил к Черскому с кулаками. – Тебе захотелось исправить российские книжки. Я тебя научу!..

Он занёс руку вверх, но не ударил. Какая-то капля здравого разума удержала его от жёсткого порыва. Немного погодя он преодолел себя.

– Два часа под ружьё в полном боевом снаряжении! – чётко приказал он. – Перед казармами, на ветру. Доложить о себе тотчас же унтер-офицеру!

Черский напрягся, как струна, подтвердил принятие приказа, потом схватил шапку и выбежал. Сильный ветер хлестнул ему в лицо. Он не обращал на это внимания, всё более ускоряя шаги. Ему хотелось быть как можно дальше от этого мрачного лица, на котором не было заметно ни тени милосердия. Он возненавидел его, готов был убить. И мчался теперь, будто убегая и от него, и от самого себя.

Дежурил давний капрал, а сейчас взводный Быков.

– Снова на тебя напал? – меланхолически покачал он головой, когда Черский доложил ему о приказе Ланина. – На ветру и около казарм?.. – задумался он. – И не приказал следить? Ну, тогда встань там, у входа, в этом углу, где некогда упражнялся со штыком…